-- Разочарован? -- повторил я, не веря своим ушам.:-- Что ты хочешь сказать?
-- Я не чересчур толста? -- спросила она, опустив глаза и стыдливо воззрившись на свой пупок.
-- Чересчур толста? Что за чушь, ты бесподобна. Ты вся как из Ренуара. Она покраснела.
-- Откуда -- откуда?-- переспросила она неуверенно, похоже, впервые в жизни слыша это имя. -- Ты меня разыгрываешь?
-- Ладно, оставим это. Иди сюда, дай мне погладить твою шерстку.
-- Подожди, сначала мне надо подмыться. -- И, присев над биде, добавила: -- А ты ложись. Ты ведь уже готов, не так ли?
Я быстро разделся, из вежливости вымыл свой член и нырнул в простыни. Биде стояло совсем рядом с кроватью. Покончив с омовением, она принялась вытираться тонким, стареньким полотенцем. Перегнувшись, я сгреб в горсть копну взъерошенных, еще чуть влажных волос, за которыми пряталось ее лоно. Она втолкнула меня обратно и, наклонив голову, на лету поймала мой член своим красным горячим ртом. Желая разогреть ее, я просунул палец в ее влагалище. Затем, водрузив ее на себя, дал волю главному предмету своей гордости. У нее было одно из тех влагалищ, что облегают как перчатка. Понуждаемый энергичными сокращениями ее мышц, скоро я задышал как паровоз. При этом она не переставала лизать мою шею, подмышки, мочки ушей. Обеими руками я то приподнимал, то опускал ее, помогая безостановочному движению ее таза. Наконец, издав подавленный стон, она обрушилась на меня всем корпусом; тогда я опрокинул ее на спину, закинул ее ноги себе на плечи и вторгся в ее лоно как одержимый. Мое мужское естество исторгало из себя жидкость как из шлан
320
га; я думал, этому не будет конца. В завершение всего, вытащив его наружу, я убедился, что пребываю в состоянии еще большей эрекции, чем вначале.
-- Cа c'est quelque chose*, -- сказала она, зажав в пальцах и оценивающе щупая мой член. -- Ты умеешь это делать, не так ли?
Мы встали, подмылись и забрались обратно в постель. Опершись на локоть, я провел другой рукой вверх и вниз по ее телу. Когда Она в полном изнеможении, широко раскинув ноги, повернулась на спину, глаза ее поблескивали как тлеющие угли, а от каждой клеточки кожи отскакивали искорки. На протяжении бесконечно долгого времени мы не произнесли ни слова. Чиркнув спичкой, я закурил сигарету, вложил ей в рот и откинулся на спину, удовлетворенно уставившись в потолок.
-- Мы еще увидимся? -- решился я нарушить молчание.
-- Это от тебя будет зависеть, -- отозвалась она, делая глубокую затяжку. Перевернувшись отложить сигарету, а затем придвинувшись ко мне вплотную и пристально глядя мне в глаза, она вновь заговорила -- с улыбкой, но серьезным тоном -- своим низким, грудным голосом:
