– Хочу лишь от учености вашей малую долю перенять, чтобы дело свое познать до тонкостей предельных. А мечту имею найти способ, чтоб в море плавая долготу определять!
Тут уж и Курганов посерьезнел, вздохнул тягостно:
– Сие есть задача неразрешимая. Ни англичанин Невтон, ни наш академик Эйлер решенья ее не осилили. Куда уж нам тщиться! Ладно, доставай учебник, будем делать урок!
Прошло еще немного времени, и не стало Петру Слизову равных в штурманском деле на всем флоте. Теперь капитаны перед очередной кампанией за Слизова чуть не в драку, какими только посулами не прельщали. И было из-за чего! С таким штурманом любой капитан был как за каменной стеной. Теперь Слизова даже флагманы по имени отчеству величали за ученость его и мастерство. Так и служил штурман Слизов до самой турецкой войны 1768 года. Когда ж стал собирать адмирал Спиридов эскадру в пределы Средиземные, вспомнил он и о Слизове. Должность Петру Ивановичу определили большую – старшим штурманом всей эскадры.
Едва прибыл Слизов на флагманский «Евстафий», тут же прибил в своей выгородке над гамаком картинку малую. На той картинке персона какая-то в шляпах с перьями. Спрашивали штурмана:
– Кто таков мужик на картинке?
– Сей портрет персоны кавалера Васки да Гаммы – первейшего из штюрманов мира! – был ответ Слизова.
Затем был сложнейший поход в Средиземное море. Свой «Евстафий» Слизов привел к месту эскадры на острове Минорка первым. После был Хисский бой. Когда ж свалился «Евстафий» на абордаж с турецким флагманом, Слизов храбро дрался на палубе, когда ж от взрыва крюйт-камеры «Евстафий» взлетел на воздух, Слизов был отброшен далеко в море. Долгое время плавал он, оглушенный. Держался за обломок мачты, да еще поддерживал обессилевшего капитана Круза. Так их вдвоем и вытащили.
За заслуги в Чесме, по ходатайству Спиридова, был даден Слизову мичманский чин и пожаловано личное дворянство. Затем были походы и сражения иные. Закончилась экспедиция, и флот вернулся в Кронштадт.
Началась обыденная служба. Скоро, очень скоро почувствовал Слизов, как обходят его чинами и должностями, как смеются в спину сопливые мальчишки, но родовитые и со связями. Впрочем, по этому поводу Петр Иванович особо не печалился. Дело свое он знал и делать его привык на совесть. От особ интригующих старался держаться подальше.
– И чего нервы друг дружке трепать? – удивлялся искренне. – Море большое – всем места хватит!
Дружбу водил Слизов с приятелями старыми – шкиперами да боцманами. Накоротке знался с адмиралом Крузом, с которым породнила его чесменская купель. Частым гостем в слизовском доме бывал и молодой капитан первого ранга Муловский. С Муловским Слизов отплавал две кампании на фрегате. Первый – капитаном, второй – старшим из лейтенантов. И хотя годился Гриша Муловский Слизову по летам в сыновья, отношения меж ними были самые сердечные. Кто знает, что сблизило таких, казалось бы, совершенно разных людей – блестящего молодого офицера и старого трудягу-моряка? Может быть, общая любовь к морю да еще неистребимая тяга к знаниям?
