Цвета надежды (в сокращении) | страница 40
У Руфи задрожал подбородок. Она, почти ничего не видя, смотрела на врачей, сыпавших медицинскими терминами, от которых у нее гудела голова. Трансплантация костного мозга… химиотерапия… Какое отношение все эти слова имеют к Уиллу, к жизнерадостному Уиллу, для которого она не находила времени, хотя и подозревала, что он нездоров?
— Я замерзла, — промолвила она. — Мне очень холодно.
Пол накинул пиджак ей на плечи.
— Уилл поправится. Ты же слышала, что сказали врачи. Восемьдесят процентов больных выздоравливают.
— А двадцать процентов — нет.
— Не говори так, — сказал Пол. — Даже не думай об этом.
Врачи продолжали что-то объяснять, но Руфь не могла сосредоточиться. Смотрела только, как открывается и закрывается рот доктора Гирина, исторгая слова, которые она не желала слышать: тошнота, выпадение волос, язвы. Мой бедный Уилл, мой несчастный мальчик! Вдруг ей вспомнился мыс Калеба. Там яркое солнце, море, ветер шумит в соснах. Куда все это ушло: дети, муж, дом? На что она променяла свое счастье?
Она позвонила Бобу Ландерсу домой.
— Руфь, — сказал он, — я слышал, что ты сегодня не смогла выйти на работу. Не волнуйся. Джим Пинкус прекрасно провел встречу с «Филлипсоном». Джейк, как всегда, начал…
— Я увольняюсь, Боб.
— Что?
— Увольняюсь с работы, отказываюсь от компаньонства.
— Увольняешься? Но почему?
— Я звоню из больницы. Уиллу только что поставили диагноз. Лейкемия.
— О боже! Какое несчастье, Руфь. Я потрясен. И тем не менее настаиваю: не принимай скоропалительных решений. Мы предоставим тебе длительный отпуск. И кстати, не забудь про медицинскую страховку.
— Да, я как-то не подумала. — Будущее ей представлялось недосягаемо далеким, унылым и холодным.
— Не увольняйся, Руфь. Во всяком случае, пока. Тогда…
— Боб, Уилл серьезно болен. Возможно, он… — Ее голос задрожал. Нет, она не способна выговорить это слово. Восемьдесят процентов выживают, двадцать — нет. Эти цифры пульсировали у нее в мозгу. Один из пяти не выживает… — Да, за переговоры с «Филлипсоном» не волнуйся. Джим знает, в каком ключе их вести.
— Да разве теперь это имеет значение?!
— Для меня — нет, для вас — имеет. — И Руфь повесила трубку.
Наконец им позволили увидеться с Уиллом. Он лежал в палате, стеклянной панелью отделенной от коридора, в конце которого находился пост медицинской сестры. Персиковые стены, на стенах — картины, шкафчик для одежды. Уилл в свободной зеленой больничной рубахе лежал под капельницей. Вид у него был изможденный, состарившийся, как будто в тело мальчика вселился старик. За кроватью высился большой стол со всякими мудреными приборами и монитором. На экране пульсировали зеленые линии.