— Уж тогда бы нам досталось от Джози.
— Не то слово!
Они залили в ямки бетон, установили скамейку лицом к морю, надежно закрепили ее и, убедившись, что она стоит как влитая, льняным маслом до блеска натерли дерево.
Сэм тронул пальцем свою кепку с меховой опушкой:
— Ну что ж, оставлю вас наедине с вашим горем.
— Спасибо, Сэм. — Пол пожал ему руку.
Когда старенький пикап, дребезжа, укатил прочь, он понял, что не горюет. Он лишь смотрел угрюмо на серые зимние воды пролива. Неужели Джози погибла по его вине? С моря дул холодный соленый ветер. По лицу Пола текли слезы, но в сердце его была пустота.
— Ничего, папа, — сказал Уилл. На глазах у мальчика тоже стояли слезы. — Все будет хорошо.
— Надеюсь.
— Если б еще мама не отказывалась говорить об этом.
— Она так борется с горем, — объяснил Пол. Он тронул сына за плечо. — Тебе плохо без Джози?
— Конечно. Она была мне не только сестрой, но и другом. — Уилл прикусил губу. — Мне ее ужасно не хватает.
— Мне тоже. Постоянно.
— Пап…
— Да?
— Думаешь, она могла бы… Понимаешь, иногда я думаю, а может, она все-таки жива.
— Ох, Уилл. Мне бы тоже хотелось так думать, но ее нет в живых. Мы должны смириться с этим. Ее нет.
— Наверно, ты прав.
По дороге в Бостон они больше не упоминали имя Джози.
— Я ничего не чувствовал, — позже признался Пол жене. Они сидели вдвоем в гостиной, но, как обычно теперь, по отдельности: Пол на диване с бокалом вина, Руфь — за столом. — Поставили для нее скамейку. А что толку?
— Да, понимаю, — отозвалась Руфь, не поднимая головы от принесенных с работы бумаг.
— Я обнял Уилла за плечи, а он зарылся головой в мою куртку, как щенок. Так и стояли и смотрели на океан.
— Это у него с детства привычка.
— Знаю. — Пол надолго замолчал, потом продолжил: — Я не мог плакать. Вернее, слезы лились, но это были слезы бесчувствия, а не скорби. Последний раз я по-настоящему плакал на поминальной службе.
— Я не хочу об этом думать, Пол.
— Руфь, я…
Она без всякого выражения посмотрела на мужа и вновь уткнулась в свои бумаги. Она не станет оглядываться на прошлое, думала Руфь. Она нашла способ ужиться с горем. Почти каждый день она работает до позднего вечера и возвращается домой усталая, так что с трудом ворочает языком. На выходные она берет работу домой, чтобы заполнить то пространство в сознании, где могла бы притаиться тень Джози.
Она исправно следила, чтобы Уилл всегда был чисто одет и не пропускал дополнительные занятия. Но по-настоящему она жила только на работе. Часто, не желая возвращаться домой, где все напоминало об утрате, она звонила мужу с сыном, говорила, что у нее неотложные дела, и потом проводила ночь у себя в кабинете.
