Жена подняла на мужа глаза и спокойно сказала:
— Ладно, Василий, пора и честь знать. Сколько там времени? Эх, ничегошеньки себе! Уже одиннадцать! Засиделись мы с тобой.
Она взяла со стола чашки и повернулась к раковине. Он смотрел, как она их моет. В его взгляде совсем не было нежности, но было что-то гораздо большее — чувство настолько глубокое, что о нём никогда не говорилось ни вслух, ни даже про себя. Так можно смотреть только на женщину, которая готовила тебе еду без малого тридцать лет, от которой у тебя трое детей, которая тебе ни разу не изменяла и которой ты ни разу не изменял, с которой ты настолько неразрывен, что давно уже не чувствуешь потребности поцеловать её. Это был взгляд чистой и возвышенной любви, которая не умирает.
Она домыла посуду, они выключили на кухне свет и пошли спать.
Ольга уже довольно давно находилась в бессрочном отпуске, завод, на котором она работала, встал. А на следующий день и Василий пришёл домой около двух часов дня и как всегда весело сказал:
— А нас уже отпустили. Работы нет. Деталька одна закончилась, а её выпускают там где-то, в Казахстане.
— И что же теперь будет? — испуганно спросила Ольга.
— Что будет. У завода денег нет детальку ту купить. А казахам они задолжали уже немалую сумму. Ну казахи и не хотят, понятное дело, слать её сюда, детальку эту. Что будет, проворчал он. — Развалили Союз…
— И как же теперь быть?
— Как теперь быть. А шут его знает. Деньги нужны.
— А деталька-то будет? — не отставала Ольга.
— А незнай будет, незнай нет. Мы, говорят, решать будем. А что решать, если денег нету.
— Ну и ладно, — утешила его Ольга, — зато на работу не пойдёшь, квартирой наконец займёшься.
— Как же не пойти — пойду, — ответил Василий. — Не приходить не велели — значит, найдут, что делать.
— Вот изверги! — возмутилась Ольга. — Зарплату не платят, а на работу ты им ходи.
— Что же это ты такое говоришь! — закипятился в ответ муж. — Ты радуйся, что работа есть! И не в ларьке каком-нибудь, а на государственном предприятии. А что зарплату не платят — это ничего. Потом всё выплатят. Всё, всё компенсируют.
Он, не разуваясь и не раздеваясь, стоял в прихожей, в нерешительности поджимая губы и что-то мучительно обдумывая. Наконец Василий сказал:
— Ну что, Оленька, Маруське-то деньги из Лидушкиных возьмём? — И не дожидаясь ответа, начал деловито рассуждать: — Сколько мы ей пошлём? Я думаю, тысяч триста, не меньше.
Он разулся, быстро прошёл в дальнюю комнату, и достал из серванта маленький фотоальбом.
