Вот и мы поехали. И до перевала еще не добрались, как я уже вошел в роль экскурсовода, показывал и на то и на это. И все это так, с таким гордым видом, будто все это я сам по меньшей мере создал. И эти горы, и деревья, и скалы. И хоть тыщу раз, может, все это видел, но уже и сам жадно глядел на знакомую дорогу.
И только мы сошли с автобуса и очутились на берегу моря, гостья моя — ей лет десять было — подняла голову и куда-то пальцем вверх показала:
— Что это?
Показывает она на невысокое крепкое дерево, с круглой, почти шаровидной кроной. Листья очень большие. Верней, это и не листья даже, а огромные зеленые лопухи. А всего удивительнее плод — белые сверкающие стаканчики; маленькая такая пенящаяся чашечка в зелени лопухов.
— Это, — отвечаю я ей, — сливочное мороженое.
Она так удивилась, взглянула, не зная, как понимать то, что я ей говорю. «Разве может быть?»
Я говорю тогда: это самое лучшее сливочное мороженое, какое может быть. Всегда растет так. Если его сейчас сорвать, оно холодное-холодное. Какая бы жара ни была, оно всегда холодное…
— А достать нельзя? — она спрашивает.
— Нет, достать нельзя, — говорю. — Ругать будут.
Мы так прошли еще немного.
— А это, — показываю на куст с маленькими черными и синими ягодами, — это чернильная ягода. Из которой чернила делают…
Она опять смущенно на меня посмотрела, опять не зная, как верить мне.
— Да, да, — говорю я, — это из нее как раз, из этого дерева, чернила делаются, которыми вы пишете…
Кивнула головой. Потрогала одну ягоду. И правда, чернильные, пальчик весь запачкала.
Возил я ее, возил. Все ей было интересно…
— Где я — в Ялте или Алупке? — спрашивала она иногда меня.
Наконец мы пришли в Воронцовский парк. Парк, как известно, огромный, старинный. Очень тенистый. Сквозь него даже крымское солнце не проникает. Всегда в нем держится на земле тень под деревьями.
Опять спрашивает моя девочка:
— Что за дерево такое?
И показывает на дерево, неровное, с коричневой потрескавшейся корой.
А дерево и впрямь любопытное. Оно такое, как стрела. Внизу оно толстое, массивное, а вверх идет клином…
— Это, — говорю, — мамонтово дерево. Разве ты никогда не слышала?
Она опять удивилась: «Как так?» Ни капельки мне не верит.
А это такая ель… И похожа на ель, только громадные. Ни много раз больше. Дерево как дерево, да не совсем обыкновенное. Непонятное в нем есть что-то: оно и хвойное и лиственное. И не то и не другое. Какие-то зубчики, голубоватые и странные. Как у какой-нибудь древней рыбы.
