Русско-еврейский Берлин, 1920–1941 | страница 117



. А волонтером я к нему также по-прежнему хожу и радуюсь скромному успеху: чувствовать себя и в Париже одним из первейших специалистов по беженскому праву. Сбережения растягиваются как резина, – но и резине бывает конец, и вскоре после рождества я выкидываю сигнал SOS и иду ко дну507.

В письмах Гольденвейзера можно найти сведения, хотя и самые общие, о том, чем он жил. «Ко мне по старой памяти, – сообщал он А.Ю. Эфросу летом 1939 года, – обращаются по разным делам, как письменно из Европы, так и лично приезжающие сюда. У меня с давних времен хорошие связи со здешними адвокатами. К сожалению, здесь нет такой компактной русской беженской колонии, какая была в Берлине, поэтому трудно приобрести постоянную клиентуру»508.

Я лично еще ничего не добился, – сообщал Гольденвейзер коллеге-адвокату в Варшаву, – но вполне искренне приписываю свои неудачи исключительно моим личным дефектам и комплексам.

Адвокатская работа, о возможности которой Вы пишете, вероятно, возможна, хотя нужно считаться с тремя отрицательными моментами: 1) деловые связи с Европой здесь гораздо слабее, чем обычно предполагают, особенно в последние годы, 2) крупные фирмы имеющие дела с Европой, обычно имеют в европейских центрах отделения, 3) самостоятельное занятие адвокатской практикой, хотя бы в форме дачи советов и т.п., без зачисления в сословие, воспрещено, так что приходится работать полулегально и непременно в связи с американскими адвокатами. Однако, повторяю: при неограниченном и растущем спросе решительно на все, в Америке можно найти применение для всяких знаний и талантов, нужно только уметь бороться и добиваться509.

Начавшаяся 1 сентября 1939 года война отразилась на материальном положении не только тех, кто находился в воюющих странах. Она ударила и по благополучным – тем, кто успел перебраться за океан. «Затруднения почтовой связи с Европой катастрофически отражаются на адвокатской практике. Писать корреспонденции перестал: в переведенных на сокращенный размер “Последних новостях” нет места, с “Сегодня” произошла какая-то подневольная метаморфоза510, а русские журналы, по-видимому, приостановились до лучших времен»511.

Л.М. Зайцев с присущим ему юмором писал Гольденвейзеру из Брюсселя в марте 1940 года: «От коллег получаю письма из Буэнос-Айреса и Сант-Яго, Парижа и Лондона, Риги и Ковно. Все предлагают ответить на трудный вопрос частного международного права: куда девался клиент, как таковой? Не можете ли Вы посодействовать разрешению этой столь актуальной проблемы?»