Когда «жигуленок» завизжал тормозами, я поняла — удалось. К радости своей, я увидела, как из автомобиля выскочила Нелли и понеслась ко мне. Она с трудом отцепила мои пальцы от трупа и сказала, что ни в коем случае нельзя доставать из раны нож. Она отволокла меня с тротуара, усадила на переднее сиденье своего «жигуленка» и залила в мой рот какую-то гадость. Потом надавала мне пощечин, за что я была ей очень благодарна, так как понемногу начала врубаться в действительность.
— Не бей меня, кретинка! — крикнула я, после чего Нелли облегченно вздохнула и, прижав мою голову к своей теплой груди, расплакалась.
— Я знала, я знала, что должно что-то случиться — сквозь рыдания приговаривала она. — Почему ты не дождалась меня, дурочка? Почему ты, глупая, не дождалась меня?
Я уже и сама жалела, что не дождалась Нелли, но признаваться в этом не хотела.
Дальше все было как в тумане: «Скорая помощь», милиция, вопросы, допросы. К Марусе я попала далеко за полночь. Нелли очень хотела отвезти меня обратно к Клавдии, но я истерично запротестовала.
— Ладно, ладно. Что ты кричишь? — рассердилась Нелли. — Чуть что — в крик и слезы.
— Вместо шумного Марусиного сочувствия мне хотят подсунуть холодное равнодушие склепа, а я должна молчать? — обиделась я, после чего была тут же доставлена туда, куда стремилась.
Маруся меня совсем не ждала, и, видимо, я оторвала ее от просмотра снов. Тем не менее она обрадовалась, когда Нелли втолкнула меня, нахохлившуюся и очумевшую, в двери ее квартиры. Маруся отреагировала правильно.
— Сонька! — закричала она. — Старушка, сколько лет, сколько зим! Епэрэсэтэ! Ой, я сейчас вся упаду. Неужели это ты?!
— Она, она, — многообещающе подтвердила Нелли. — Ну вы тут оставайтесь, а я пошла, — тут же заспешила она, — Санька один.
И мы остались. Я смотрела на огромный Марусин живот, напоминающий брюхо акулы, на ее необъятные пухлые груди, просматривающиеся сквозь полупрозрачное полотно ночной рубашки, и думала:
«Что может быть не правдоподобней самой жизни?»
Вот Маруся. Она философ по образованию и буфетчица в душе. Десять лет она была несчастна за кафедрой и. уже пять лет счастлива за стойкой. Она очень переживает, что ее новый друг — профессор. Переживает по многим причинам.
Во-первых, профессор удивился, узнав, что она буфетчица, и спросил: «Как же ты помещаешься за стойкой?» Это все, чему он удивился, а у Маруси трагедия. Она буфетчица, а он профессор, обожающий Марусины уникальные формы.
