Черныш, словно понимая слова хозяина, вскинул голову и издал хриплый звук. Молодой человек громко рассмеялся и, потрепав его по холке, сказал:
– Я знаю, что ты меня понимаешь.
Вдруг полышались голоса. Басманов поглядел в сторону дворца и, присвистнув, воскликнул:
– Гляди, царь, тебя ищут.
– А, ну их. Надоели они мне все, – Григорий махнул рукой и с легкостью вскочил в седло. Черныш, почувствовав тяжесть седока, весело заржал и подпрыгнул на месте.
– Ну что, Петр, готов отправиться со мной на прогулку по городу? – веселым голосом спросил молодой человек и задорно подбоченился.
– Только если ты, государь, не будешь нестись с такой скоростью как в прошлый раз, – ответил Петр и сел на лошадь.
Остановившись возле ошеломленных бояр, царь воскликнул:
– Не ищите меня. Я поеду покатаюсь, – потом, повернувшись к Басманову, ответил, – поехали!
Два всадника, взвив тучу пыли, понеслись прочь из царского дворца по направлению к рыночным рядам. Легкий ветерок дул в лицо, солнце ярко освещало землю. Без головного убора, в легкой рубахе, молодой царь летел на коне по московским улицам, его раскрасневшее лицо озаряла улыбка да озорный блеск голубых глаз. Подъехав к базарному ряду, он спрыгнул с жеребца и повел его под уздцы мимо торговых рядов, откуда доносились громкие голоса продавцов, созывающих покупателей. Петр Басманов шел чуть позади государя, он знал, для чего они здесь – недаром Григорий приблизил к себе Молчанова, известного тем, что тот был сводником и знал всех красивых девиц и женщин Москвы, которых постоянно приводили в баню к царю.
Народ столпился на обочине, радостные оттого, что смогли вблизи увидеть молодого государя, который приветливо махал всем рукой и выкрикивал приветствие. Не забыл он подойти к маленькому мальчику, стоящего рядом с пожилым человеком, должно быть, дедушкой. Григорий наклонился и легонько пощекотал малыша за щеку, тот удивленно раскрыл глазенки, а потом весело рассмеялся.
– Славный мальчик, – сказал царь и пошел дальше.
Люди протягивали руки в знак благословения. Димитрий Иванович запросто подходил к кому-нибудь, забывая о царском величии, и начинал разговор. Вскоре толпа, бросив работу, окружила его вместе с Басмановым дабы потолковать о том о сем. Царь охотно соглашался на беседу, даже не заметив человека в дорожном плаще, который то и дело норовил подойти к нему, но его отпихивали назад. Григорий обвел взглядом собравшихся и невольно заметил его – своего родного дядю Смирного. Комок подступил к горлу, лицо стало белее мела, на глаза невернулись слезы: какое-то странное чувство овладело им, когда его взгляд встретился со взглядом дяди. Смирной тоже оставался стоять на месте, словно его ноги вросли в землю. Поначалу ему хотелось крикнуть настоящее имя того, кто носил царскую корону, и не мог, что-то останавливало его от разоблачения племянника: то ли страх за жизнь Григория, то ли за проклятия Замятни, которые в этом случае обрушатся на него.
