Остановившись у большого шатра на глазах у всего народа, бывшая царица Мария Нагая, подошла к молодому царю и крепко обняла его, обливаясь слезами. Григорий, не ожидая такого проявления чувств, трижды поцеловал «мать» в щеку и, сняв шапку, пригласил ее пройти в шатер. Толпа ликовала, подбрасывая шапки, а польские музыканты продолжали играть на флейтах и бубнах.
После яркого дневного солнца в шатре стало вдруг темно. Когда глаза привыкли к мрачному освещению, инокиня Марфа уселась в большое мягкое кресло и пристально вгляделась в лицо стоящего перед ней человека. Нет, это не ее сын, он даже и лицом не похож на Димитрия. Царь сел рядом с женщиной и спросил:
– Тяжела ли была дорога?
– Кто ты? – резким тоном спросила инокиня и посмотрела на него темными, злыми глазами.
– Я царь всея Руси, матушка, – дрожащим голосом промолвил Григорий.
– Ты не мой сын.
– Я знаю.
– Ха-ха, знаешь. А теперь ответь мне на вопрос: что будет, если я сейчас выйду и всему народу объявлю правду?
– Знаю, этого-то я и боюсь. Если они дознаются, то меня, связанного по рукам, отведут на плаху и голова моя покатится по ступеням вниз, оставляя за собой кровавый след. Но я молод и не хочу умирать. Царица, я отомстил за тебя. Теперь ты снова будешь купаться в почестях и богатстве как раньше, ты забудешь слезы, я сделаю все, дабы ты была счастлива! – молодой человек говорил на одном дыхании, глаза его горели живым огоньком, на бледных щеках заиграл румянец. – Позволь мне поцеловать твою руку и назвать матерью, царица.
Пораженная его красноречьем и ясным взором прекрасных глаз, Марфа протянула руку и тот коснулся ее влажными губами в знак покорности.
– Прошу, не разоблачай меня.
– Я буду на твоей стороне и не скажу никому правду – это тебе моя награда за убийство подлого племени Годуновых.
Инокиня встала и решительно направилась к выходу. Семеня за ней, Григорий откинул полог шатра и в глаза ему ударил дневной свет. На секунду зажмурившись, он увидел, как царица подняла руку и сказала:
– О, народ московский! Я, ваша царица Мария Федоровна Нагая, подтверждаю, что ваш царь и есть мой родной сын Димитрий Иванович.
Крики радости оглушили поляну. Все: и простой люд, и бояре, и служивые люди – все склонились в глубоком поклоне перед государем и его матерью. С гордо поднятой головой Марфа снова уселась в царскую карету, а Григорий, с непокрытой головой в знак почтения, шел во главе процессии, ведя под уздцы лошадь. Было 18 июля 1605 года.
