Эти слова расстрогали чинно сидевшего Григория. Достав носовой платок, он вытер катившиеся по его щекам слезы и слегка улыбнулся – ему было приятно слышать похвалу в свою честь.
Юрий Мнишек подождал, пока царь не успокоится, затем продолжил:
– Дела твои, цезарь, радуют весь христианский мир, – мельком он заметил, как некоторые присутствующие перекрестились, – ибо, что может быть лучше для Бога, нежели объединение церквей.
Услышав такие слова, многие православные священнослужители переглянулись между собой, некоторые злобно взглянули на воеводу. Лишь патриарх Игнатий продолжал спокойно сидеть, слушая речь польского воеводы.
– Радуются обширные христианские области – одни будучи в тяжелом поганском ярме, другие – встревоженные суровою их судьбой, понимая, что уже подходит время соединение христианских монархов в единомыслии и избавлении церквей Божьих из мерзких и срамно идолопоклонством оскверненных рук. Ты, цезарь, прав, что решил идти войной на турок-бусурман, дабы вернуть в те земли озаренный Божьей милостью крест и освободить народы Балкана и Палестины из рук поганских.
Мнишек говорил о мусульманах, но в своей речи имел ввиду православных, иносказанно называя их язычниками и еретиками. Закончил он свою речь такими словами:
– Уже наступают счастливые времена: вместо оружия – любовь, вместо грозной стрельбы – доверие, вместо жестокого и поистине поганского пролития крови – взаимная симпатия, вместо лукавого коварства – с обеих сторон радость утешения, а если бы и оставалось еще недоверие, то отношение и узы родства его погасят.
После пышного приема сандомирский воевода вместе с царем прошествовали на службу в церковь, что не понравилось многим православным, не желающих видеть в храме латинянина, не подозревая, что и сам государь уже несколько лет является католиком. В церкви царский тесть вместе с остальными поцеловали крест, приняв из рук патриарха Игнатия благословение.
После церкви Григорий и Юрий Мнишек снова приехали во дворец, где уединившись в кабинете, долго обсуждали все детали предстоящей свадьбы и судьбу Марины, которая вот-вот уже должна была скоро приехать в Москву. За переговорами последовал пир, на котором играл целый оркестр из сорока музыкантов, привезенного его другом саноцким старостой Станиславом Мнишком. Будучи ровестником царя, Станислав заручился его поддержкой, дабы в дальнейшем получить высший чин при русском дворе.
На пиру Григорий был одет по-гусарски в парчовый кафтан с красным плащом, отделанным жемчугом. Он пил вино из золотого кубка, громко смеялся любой шутке, танцевал мазурку вместе с другими панами, ведя под руку прекрасную польскую даму. Позже ему пришлось снова переодеться в русский наряд, ибо Юрий Мнишек пожелал встретиться с инокиней Марфой, дабы оказать ей почтение и поблагодарить за сына, ставшего его зятем.
