Григорий Отрепьев | страница 118



– Пробую, – озадаченный столь необычным появлением любовника, ответил тот, убирая перо и чернила.

– Рад видеть меня?

– Очень. Сегодня ты особенно красивый.

Иван встал и подошел к царю. Князь был немного ниже ростом, но сейчас разница в росте оказалась заметней, ибо царь был обут в дорогие сапоги на высоких каблуках. Молодой кравчий нежным касанием провел по лицу государя, затем его руки опустились ниже и, весь пылая от страсти, он принялся ловкими движениями расстегивать шелковую рубаху, неистово целуя шею и сильные плечи Григория.

Григорий любил принимать ласки от Ивана, очарованный его юной красотой. Лишь немногие посвященные знали их тайну, которую они старались скрыть. Басманов не удивлялся подобной связи, ибо в стенах дворца это было обычным явлением: многие бояре и служивые люди знали, что у самого Ивана Грозного в любовниках ходил Федор Басманов.

Полночи Григорий провел в страстных объятиях Ивана. Когда все кончилось, он не пошел к себе, боясь предательского удара, а осталься лежать в постели под альковом со своим возлюбленным. Отвернувшись от князя, царь тихо заплакал. Иван взглянул на него и, коснувшись рукой его плеча, спросил:

– Что случилось, государь? Почему ты плачешь?

Тот снова повернул к нему лицо: покрасневшее, с заплаканными глазами, и ответил, перейдя на шепот:

– Я не знал, что царская корона окажется непосильной ношей. Чувствуя я, идет беда за мной. Сегодня, когда толпа заговорщиков с криками ворвалась во дворец, требуя мой головы, я осознал всю прелесть жизни, мне было страшно, очень страшно – я не хочу умирать. Мне еще нет и двадцати пяти, а в душе я чувствую себя стариком, прожившим долгую трудную жизнь. Почему? Скажи, почему меня все так ненавидят? За что? Что я сделал не так? Все эти месяцы я старался быть добрым, я награждал обиженных, повысил жалованье служивым людям, пресек взятничество и грабежи. Да, я знаю, у меня есть слабость к любовным утехам, азартным играм и всяческим забавам, но разве это такой уж грех? Я же не проливаю крови, не казню без разбора тех, кто встал на моем пути, как сделал бы любой другой правитель. Я сохранил жизнь даже Шуйскому, который спит и видит меня мертвым. И если я погибну от рук заговорщиков, тело мое окровавленное некому будет похоронить по-человечески, ибо для них я поганный еретик и расстрига.

Он говорил быстро, глотая слезы, его трясло от рыданий. Впервые в жизни открылся он Ивану, впервые в жизни излил свои страхи, наполнявшие душу. Князь взял его холодную руку в свою и поцеловал, ему стало искренне жаль этого несчастного, покинутого всеми человека, который уже и сам запутался в себе.