Мне пришлось также закупить великое множество других вещей, среди которых были палатки, седла, вьючные седла и корзины, якданы – небольшие деревянные сундуки, обитые кожей, вроде тех, что в ходу в Туркестане[57], кухонные принадлежности и декчи, ворсистые одеяла, гуттаперчевые подстилки, походная кровать для мистера Холмса, башлыки, винтовки, ножи, блокноты, письменные принадлежности, талкан – обжаренная ячменная мука, которую тибетцы называют цампа, мясные консервы, табак и так далее и тому подобное. Я велел Джамспелу напечь побольше кхуры – твердого ладакского печенья, которое может храниться едва ли не вечно. Я к нему весьма неравнодушен, а до чего приятно грызть его понемногу во время долгого путешествия, чтобы развеять скуку!
Мне удалось выписать из Лондона полный аптечный набор от «Берроуза и Веллкома» с лекарствами, специально подобранными для холодного высокогорного климата. Что немаловажно, все препараты были в таблетках, а сам набор упакован в прочный и изящно украшенный деревянный ящичек.
Полагаю, самое время сообщить читателю о том, что полулегально я сделал еще кое-какие приготовления, необходимые в большей степени для развития науки и укрепления империи. Мы, полевые работники, не только собираем политическую информацию, как читатель мог предположить из описания моего последнего разговора с полковником Крейтоном. На самом деле по преимуществу наши обязанности состоят в сборе географических и этнографических данных – это хлеб насущный нашего ведомства. Поэтому нас, полевых работников, или, если использовать принятое в ведомстве название, картографов, готовят и снаряжают для выполнения прежде всего задач подобного толка.
Исходно нас обучали глазомерной съемке и рекогносцировке. Мы учились пользоваться секстантом и компасом, высчитывать высоту посредством установления точки кипения воды. Однако, поскольку эти проклятые измерения невозможно проводить, не вызвав подозрений у слишком уж недоверчивых и враждебно настроенных невежественных обитателей неисследованных земель, и поскольку порой не вполне разумно брать с собой мерные цепи и прочие бросающиеся в глаза картографические инструменты, ведомство разработало несколько остроумных методов и приспособлений, позволяющих избежать подозрений и проявлений враждебности.
Прежде всего, в результате долгих упражнений у нас выработали навык сохранять одну и ту же длину шага вне зависимости от того, идем ли мы в гору, с горы или по ровной поверхности, – в моем случае тридцать дюймов. Помимо этого нас обучили считать количество шагов, пройденных между двумя любыми ориентирами или же за день. Шаги считались с помощью усовершенствованных буддийских четок, на которых, как читателю, возможно, известно, сто восемь бусин. Если убрать восемь лишних бусин, то изменение не особо бросается в глаза, а для расчетов четки становятся куда как удобнее. После каждого сотого шага точка отсчета смещалась на одну бусину. Таким образом, полный оборот четок соответствовал десяти тысячам шагов – в моем случае пяти милям, ибо в миле две тысячи моих шагов. А поскольку к буддийским четкам прикреплено еще две веревочки с десятью бусинами меньшего размера каждая, каждый полный оборот четок фиксировался с помощью этих двух дополнительных веревочек.
