себя выживающим, тогда ты это сделаешь. Будет то, что ты заставишь себя представить в голове. То, что ты
скажешь самому себе.
– Просто врать себе, – говорит Бен.
– Нет, не врать, – отвечаю я. – Это тренировка. Большая разница. Видеть свое будущее, таким, каким ты его хочешь, создавать его образ в голове, а затем воплощать его в реальность. Если ты не сможешь его увидеть, ты не сможешь его создать.
– Ты говоришь так, будто действительно веришь в то, что сможешь выжить, – удивленно произносит Бен.
– Я не верю в это, – резко отвечаю я. – Я это знаю. Я собираюсь выжить. И я выживу, – я слышу растущую уверенность в своем голосе. Я всегда могла настроиться, вбить себе что-то в голову так, что иначе сделать уже не могла. Несмотря ни на что, я чувствую, как меня наполняет вновь обретенная уверенность, новый оптимизм.
И неожиданно в тот момент я принимаю решение: я выживу. Не для себя. Для Бри. Как бы там ни было, я не знаю, мертва ли она. Она может быть живой. И единственный шанс спасти ее, это остаться самой в живых. Пережить арену. Если это то, что требуется, тогда это то, что я сделаю.
Я выживу.
Я не вижу причин, почему у меня нет шансов. Если я что-то и умею делать, так это драться. Я была воспитана так, чтобы уметь это. Я бывала на ринге и раньше. Я частенько получала. И становилась сильней. Я не боюсь.
– Тогда как ты собираешься выиграть? – спрашивает Бен. В этот раз вопрос звучит искренне, как будто он действительно поверил в то, что я смогу. Может быть, что-то в моем голосе убедило его.
– Мне не нужно выиграть, – отвечаю я спокойно. – Мне нужно только одно. Выжить.
Я едва успеваю договорить, как слышу топот военных ботинок по коридору. Через мгновение слышится звук открываемой двери.
Они пришли за мной.
Дверь в нашу камеру открывается и в нее проливается свет из коридора. Я подношу руки к глазам, прикрывая их, и вижу силуэт охотника за головами. Я ожидаю, что он подойдет и вытащит меня наружу, но вместо этого он бросает что-то твердое в пластиковом пакете на пол и пинает это. Пакет скользит по полу и останавливается, ударившись о мою ногу.
– Последний ужин, – объявляет он мрачно.
Затем он выходит и хлопает дверью, заперев ее на ключ.
Я уже чувствую запах еды и живот отзывается острой болью. Я осторожно поднимаю пластиковый контейнер, я едва могу разглядеть, что в нем в тусклом свете: это что-то длинное и плоское, опечатанное фольгой. Я отгибаю фольгу и на меня немедленно наваливается еще более сильный запах еды – настоящей, приготовленной еды, которую я не ела уже много лет. По запаху это стейк. И курица. И картошка. Я наклоняюсь и исследую содержимое: огромный, сочный стейк, две куриные ножки, картошка пюре и овощи. Лучший запах в моей жизни. Я чувствую себя виноватой, что здесь нет Бри, чтобы разделить со мной эту трапезу.
