– Они тебе сказали, что отправят тебя на арену? – спрашивает он. Я слышу страх в его голосе.
Мое сердце трепещет от мысли об этом. Я медленно киваю.
– Тебя? – спрашиваю я, заранее зная ответ.
Он уныло кивает в ответ.
– Они сказали, что никто не выживает, – говорит он.
– Я знаю, – сурово отвечаю я. Зачем лишний раз напоминать об этом. На самом деле я вообще не хочу об этом думать.
– И что ты собираешься делать? – спрашивает он меня.
Я смотрю на него.
– Что ты имеешь ввиду? У меня вроде как нет выбора.
– У тебя находится выход из любой ситуации, – говорит он. – Способ уклониться в последнюю минуту. Какой же выход ты найдешь отсюда?
Я трясу головой. Я думаю о том же самом, но безрезультатно.
– У меня кончились способы, – говорю я. – Нет идей.
– Значит вот так? – бросает он с досадой. – Ты собираешься просто сдаться? Позволить им притащить тебя на арену? Убить тебя?
– А что ты предлагаешь? – раздраженно спрашиваю я.
Он ерзает. «Я не знаю, – говорит он. – У тебя должен быть план. Мы не можем просто сидеть здесь. Мы не можем просто позволить им отвести нас на смерть. Хоть что-то.»
Я качаю головой. Я устала. Я истощена. Я ранена. Я голодна. Эта комната из цельного металла. Снаружи сотни вооруженных охранников. Мы где-то под землей. Я даже не знаю где. У нас нет оружия. Мы ничего не можем сделать. Ничего.
Кроме одного, понимаю я. Я могу пасть, сражаясь.
– Я не позволю им просто отправить себя на смерть, – неожиданно говорю я в темноту.
Он поднимает на меня глаза. «Что ты имеешь в виду?»
– Я буду сражаться, – говорю я. – На арене.
Бен смеется, что больше напоминает иронический храп.
– Ты шутишь. Первая Арена состоит из профессиональных убийц. И даже этих убийц убивают. Никто не выживает. Никогда. Это просто растянутый смертный приговор. Для их развлечения.
– Это не значит, что я не могу попытаться, – бросаю я в ответ, повышая голос, злясь на его уныние.
Но Бен просто снова смотрит вниз, голова лежит на его руках.
– Ну, у меня нет шанса, – произносит он.
– Если будешь так думать, тогда действительно не будет, – отвечаю я. Это фраза, которую папа часто говорил мне, и я удивлена слышать те же самые слова из своих уст. Это взволновало меня: сколько же я впитала от него? Я слышу твердость в своем голосе, твердость, которую я до этого дня никогда не осознавала, и я почти ощущаю, как он говорит сквозь меня. Жуткое чувство.
– Бен, – говорю я. – Если ты будешь думать, что сможешь выжить, если ты будешь
