— Мне очень стыдно за мою глупость, но, насколько я знаю, Маримбо не пострадал, — добавила она.
— Да, не беспокойся. Уэзерби позвонил Джиллиан и отправил за ней Берта Уилера, чтобы тот привез ее сюда и она смогла уехать домой на Маримбо. Она передает тебе привет и скоро обещала заглянуть сама.
Этот Малкольм совсем был не похож на того эгоиста, каким Джоанна привыкла его видеть, и сегодня он был гораздо симпатичнее. Малкольма совершенно искренне взволновало это происшествие, так что, когда он наконец собрался уходить, Джоанне не стоило труда улыбнуться ему и поблагодарить за визит.
Как только Малкольм вышел, она откинулась на подушки и закрыла глаза. События этого дня отняли у нее все силы. После легкого ужина миссис Уилер помогла ей раздеться и уложила ее в постель. Джоанне казалось, что она проспит несколько дней подряд, но ранним утром ее разбудила боль в руке. Ей приснился кошмарный сон, от которого она проснулась, завопив от отчаяния и ужаса. Она еще сидела в постели, испуганно вглядываясь в темноту, когда в комнату влетел Грант и осторожно, так, чтобы не задеть ее руку, прижал спину Джоанны к своей груди. Он обнимал ее под успокоительный шепот, пока тепло его тела не растопило ледяной ужас в душе Джоанны, а ровное, сильное биение его сердца не успокоило ее отрывистого и лихорадочного дыхания.
— Тебе нечего бояться, успокойся…
Когда Джоанна вновь открыла глаза, она почувствовала, что все так же лежит у Гранта на груди, но над занавесками теперь пробивалась полоска света: наступило утро. Судя по ровному дыханию Гранта, он спал. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что Грант провел в комнате весь остаток ночи. Он укрыл Джоанну и себя одним стеганым одеялом, так что, хоть Грант и спал как ребенок, Джоанна чувствовала тепло его тела и руку, которая лежала у нее на талии. Поняв, в каком щекотливом положении она очутилась, Джоанна пришла в ужас, и сердце ее заколотилось. Словно почувствовав эту ее невольную реакцию сквозь тонкую шелковую пижаму, Грант зашевелился, и она поспешно от него отодвинулась. Джоанну до глубины души смутила пронизавшая ее приятная дрожь, когда, повинуясь ее движению, Грант медленно убрал свою руку, проведя его по чувствительному телу Джоанны. Он сел в постели и, посмотрев на нее с лукавой улыбкой, сказал:
— Хочешь вырваться из моих ненавистных объятий?
Его насмешливый тон стал для нее лучшим успокоительным средством. Будь она неладна, если позволит ему догадаться, что она к нему испытывает и как страстно желает быть с ним наедине, быть любимой им.
