Неумолчно шумит прялка, а на шум ее ложится старческий голос бабушки:
— Жили себе, были себе дед да баба…
Так начинается почти каждая сказка, и начало это всегда одинаково мило.
Бабушка сидит на топчане. Худые, потрескавшиеся пальцы наугад вьют тонкую льняную нить, пуская ее на быструю шпулю прялки. Нога в валенке нажимает на педаль, и спицы колеса слились в сплошной солнечный круг. К ногам бабушки шестью квадратиками окна легло бледное зимнее солнце. На солнце дремлет старый кот. Сладко нежится усатый, вспоминает, видно, те времена, когда он был котенком и хватал лапками головку быстрого веретена, потом стремглав удирал на печь и дергал там ушами, получив от бабки этой самой головкой по лбу.
Перед бабушкой на скамеечке сидит Нина за своей маленькой прялкой. Подражая бабушке и маме, она с серьезным видом слюнит пальчики и мнет в щепотке кудель, вытягивая из нее узловатую нитку, которая то и дело рвется. Нина после болезни все еще бледная, слабенькая.
Мать ушла к тете с куделью и взяла с собой Толика. Отец отправился в Невода к Процедуре, сегодня должен принести радио.
— …и было у них две дочки, — ведет рассказ бабушка, — дедова Марылька и бабина Наталка. Марылька — дедова дочка от первой женки, бабина падчерица, девчинка тихая, послушная, работящая. А бабина дочка, Наталка, — известно, баловень несусветный, убоище…
— Что это «убоище»? — спрашивает Нина, переставая прясть.
— Ну, бездельница, неудаха…
— Как Пилипова Зоська, а?
— А, а… Ты вот слушай!
Да она ведь и так слушает.
— А мачеха злится за это, — продолжает бабушка. — Вот раз как-то и говорит своему деду: «Вези ты ее в лес, что ли, свою Марыльку, либо в прорубь кинь куда хочешь, только бы с глаз долой!» Поплакал дед, поплакал и повез. Дурной дед, — служить ее лучше отдал бы!..
Дядя сидит на табуретке у лавки, лицом к стене, и чинит хомут. Я занят сапожной, так сказать, работой — подшиваю лапоть. Дядя молчит. Только время от времени — мне сбоку видно — по губам его пробегает улыбка.
Я гляжу на него, и мне невольно вспоминаются задушевные пушкинские слова:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя…
Дядя так любит его, это стихотворение. Да и все мы — и дядя, и отец, и я — очень любим народные сказки Александра Сергеевича, написанные им по рассказам няни, такой же вот, как наша бабушка, деревенской старухи.
