не продал бы».
Пан взял деньги, пальцем другой руки пренебрежительно раскинул на ладони девять золотых пятерок и, как будто не считая, ссыпал их в карман галифе.
— Получайте, паночку, на доброе здоровье. И я вроде спокоен буду… Коровки ваши идут. Одна в одну, не сглазить бы, что куколки!
Впереди, пересекая им путь, со скотного двора на выгон шло панское стадо. Коровы были самые обыкновенные — и не породистые, как в хороших имениях, и часть из них, Полуян знал, весной приходилось поднимать за хвосты, — однако солтыс был рад, что купля удалась, и старался подольститься.
— А только и пастуха же вы, паночку, взяли! Никто вам, верно, ничего не сказал?
— Кхэ! Брр!.. Про кого? Про Микиту? Он у меня, пане, пятнадцать лет пасет.
— Да не Микита! Я про того, про студента. Это ж у вас нашей Зоси, моей соседки, сынок подпаском нанялся. Видите, вон идет.
Они стояли, пережидая, пока коровы перейдут дорогу. Слева, в конце стада, шли старик и мальчик — Даник Малец.
— Ведь его, паночку, и из школы выкинули, как червяка из мяса. Коммуны ему, видите ли, захотелось. Подбивал голытьбу всякую, бараночки им покупал. Дядька его — тот, что у большевиков, — так специально на это деньги ему прислал. А потом еще, паночку, хотел такой порядок завести, чтоб на переменках только по-нашему говорили. А кто хоть слово по-польски…
— Ты что ж это, Микита?! — перебил его пан, обращаясь к старому пастуху. — Лежишь, покуда солнце бок подопрет. Это что, пане, за порядок такой — коровы только сейчас идут на пастбище?
Старый Микита снял свою кепку — измятую и дырявую, точно ее корова жевала, — и поздоровался:
— День добрый, пане дзедзиц[19]. При чем тут я? Их пока подоят! — Старик хитро усмехнулся беззубым ртом. — Кабы еще у них, пане дзэдзиц, была одна сиська на всех, так хорошенько поднатужился бы, потянул, и вот тебе — сразу полный ушат. А то у них у каждой по четыре!
— Кхе! Брр!.. «По четыре»… Ты у меня, пане, гляди!
Рядом со старым Никитой, чуть позади, стоял Даник. Тоже босой и с плетью. Полуян смотрел, смотрел на него и не выдержал:
— А ты это почему, щенок, шапку перед паном не скинешь, а?
Даник помедлил минуту, потом повернулся и пошел, побежал за коровами.
— Все будет, пане дзедзиц, в пожондечку[20], — снова усмехнулся старый пастух. — Ну, я пойду.
Пан и солтыс остались на перекрестке одни.
— Ну что, паночку, видели? — кивнул вслед Данику Полуян. — И шапки скинуть не хочет! От земли еще не видно, а уже, глядите, большевик!
