Помимо установления связи с корпусом Платова, Багратион предпринял ряд мер, имевших своей целью не допустить занятие противником Минска. Он приказал 27-й пехотной дивизии, двигавшейся из Москвы на соединение с войсками 2-й Западной армии, остановиться в Минске и оборонять этот пункт в случае наступления него противника со стороны Вильно. Кроме того, им было дано указание выдвинуть в район Минска 12 запасных батальонов, располагавшихся в Бобруйске.
Багратион терпеливо ожидал ответа на свою просьбу об отступлении 2-й западной армии через Слоним, Несвиж к Минску. В 20 часов 16 (28) июня он получил директиву Барклая де Толли от 15 (27) июня, в которой военный министр сообщал, что корпусу Платова дано приказание начать отступление через Лиду, Сморгонь к Свенцам, действуя по возможности в тыл и фланг противника. Багратиону предписывалось "соображаясь с сими действиями не допускать, чтобы противник отрезал 2-й Западной армии дорогу через Минск к Борисову, и оберегать правое крыло армии от внезапного неприятельского нападения."
Директива Барклая де Толли от 15 (27) июня, как и его директивы, полученные Багратионом ранее, не вносила ясности в задачу 2-й Западной армии, а главное - не давала ответа на просьбу Багратиона об отступлении к Минску. Считая дальнейшее пребывание армии в районе Волковыска крайне опасным, Багратион решил по собственной инициативе отводить свои войска в указанном направлении. 16 (28) июня был отдан приказ об отступлении.
В сложившейся обстановке решение Багратиона было наилучшим, так как только быстрое отступление 2-й Западной армии к Минску могло предупредить выход туда неприятельских войск и обеспечить самые благоприятные условия для соединения 1-й и 2-й Западных армий.
Как видно из приведенных выше документов, Багратион не сразу пришел к этому решению. Накануне войны он был сторонником упреждающих действий. Стремясь избавить страну от угрозы вражеского нашествия, он предлагал нанести первые удары по врагу и тем самым сорвать все его замыслы. Эту мысль Багратион очень отчетливо выразил в своем плане кампании 1812 г., а также в представлениях военному министру и царю в дни, непосредственно предшествовавшие открытию военных действий.
Предложения Багратиона были вполне реальными в период подготовки Наполеоном войны против России. Однако в начале июня 1812 г., когда наполеоновская армия уже изготовилась для нанесения удара, а русская армия не была подготовлена для ведения упреждающих действий, эти предложения уже не соответствовали обстановке и были ошибочными. Но не Багратиона следует винить в ошибке, а царское правительство, которое не информировало об обстановке главнокомандующего 2-й Западной армией, прикрывавшей важнейшее стратегическое направление. В своих суждениях Багратиону приходилось основываться лишь на данных штаба армии, которые, естественно, не могли отражать истинного положения, сложившегося на всем театре военных действий.
