В селе был сделан короткий привал. У заборов то тут, то там замигали огоньки. Бойцы с наслаждением затягивались самосадом. Потом по команде Медведева отряд снова тронулся в направлении Берестян. За селом Балярка небольшая группа отделилась от основной колонны. Ей предстояло разведать местонахождение штаба «бульбашей», этих верных фашистских прислужников. Выслуживаясь перед своими хозяевами, банды националистов жестоко издевались над жителями.
— Житья от них нет, — жаловались крестьяне. — Обирают нас, идолы окаянные, да еще бьют. Ой, как бьют!..
По просьбе беляркских крестьян мы решили наказать грабителей. Обсудили план. Условились нанести удар на рассвете там, где нас меньше всего ожидали. Разбились на две группы: Михаил Шевчук и Борис Сухенко с бойцами пошли в обход, а вторая группа, которой руководил я, ударила лобовой атакой.
Мы стремительно ворвались в хутор и с ходу атаковали. Завязалась частая перестрелка. Неожиданный удар расстроил оборону противника, и видно было, как он в страхе метался. Нескольким бандитам удалось убежать в лес. Вскоре бой стих. Но со стороны села Знамировки показалась небольшая вооруженная группа. Когда она приблизилась, мы услышали разговор и безошибочно определили, что это тоже националисты. Но как их взять?
— Будем действовать, как «свояки», — предложил Борис Сухенко.
Я вышел на полянку, осмотрелся, глубже нахлобучил шапку на лоб и направился навстречу шестерке. Впереди вразвалку шел старший, чуб у него выбился из-под шапки.
— Стой! — властно крикнул я. — Кто такие?
— А ты что за птичка? — недоверчиво огрызнулся передний. Все сразу ощетинились винтовками.
— Я сотенный Лыс. Со мной тридцать боевиков.
Эти слова возымели волшебное действие. Бандиты опустили винтовки и приблизились ко мне. Старший, с развевающимся чубом, прокричал:
— Слава Украине!
— Героям слава!
— С кем вели перестрелку?
— С партизанами.
С первых же слов я понял — имею дело с группой «службы безопасности». И не ошибся. Те с приподнятостью рассказали, как в лесу поймали и убили трех воинов Красной Армии, убежавших из фашистского концентрационного лагеря.
— За что же вы их прикончили?
— Как же, они ведь коммунисты!
— Молодые?
— На вид казались все старыми, а глаза у них молодые.
Напряжение, которое меня охватило, нарастало, губы и руки невольно сжимались. С какой легкостью и безразличием говорили они о трех погашенных жизнях! И нет им дела до того, что где-то в России или в солнечной Киргизии, а может быть, в привольно раскинувшихся городах Украины убитых ждут дети, матери, любимые, девушки. Расстреляли за одну лишь принадлежность к Красной Армии! Кто вытравил у этих все человеческое и толкнул разбойниками на жизненные дороги? Кто? Нет, их нельзя щадить! Я выхватил пистолет и приказал:
