— Да, пока там.
— Почему пока?
— Нам передали, что в канцелярии лагерей военнопленных будут работать только немцы или фольксдойчи.
— Тебя не тронут, — уверенно, но без всякого основания произнесла Савельева.
Паша шла с Гербертом. Состояние такое, будто еле-еле отрывает ноги от земли. Вернуться? Теперь поздно. Зашли в небольшую комнату, кое-как обставленную. Герберт настроил приемник. Из репродуктора полилась музыка. А потом… раздался голос Москвы! От неожиданности глаза девушки повлажнели. Как далеко сейчас родная столица от нее!
Невинная на первый взгляд затея с приемником повторилась и в другой раз. Паша поняла — у них появился доброжелатель, хотя сам в этом пока не признается.
— Может быть, за гестаповской формой кроется честное человеческое сердце? — делилась Паша своими домыслами с Марией Ивановной Дунаевой, когда после работы пришла к ней.
— Если так, это очень хорошо. Проверь его. И вот на чем. Пусть поможет тебе устроиться и канцелярию лагеря военнопленных. Это было бы здорово, тогда бы ты наверняка смогла общаться с военнопленными. Понимаешь?
— Да, да.
— Пусть даже несколько наших товарищей выйдут на волю — и то мы сделаем большое дело! — с волнением заключила Мария Ивановна.
Прохаживаясь на следующий день по пустынным улицам, Паша рискнула:
— Я доверяюсь вам, Герберт, ибо убеждена всем сердцем — вы не фашист. А я хочу помочь моим соотечественникам.
Герберт поднял брови.
— Фрейлейн Паша, не рекомендую шутить такими словами.
Щеки девушки зарделись румянцем.
— Я беззащитная, вам легко со мной расправиться. Арестуете?
— Замолчите!
— Нет! Молчать я не могу, не хочу, не буду!
— Вы невыносимая девчонка! Забываете — я немецкий офицер!
— Мне ясно и другое, Герберт. Я это чувствую, чувствую.
— Что же вы чувствуете?
— Не знаю, но в одном не ошибаюсь — вы не такой жестокий, как те…
— Такой же! Иначе не служил бы в гестапо.
— Наивно защищаетесь, Герберт!
Навстречу шли два фельдфебеля. Они громко приветствовали офицера. Собравшись с мыслями, он повернул голову к Паше.
— Не обещаю, однако узнаю. Чем смогу, помогу.
Гестаповский переводчик помог Паше Савельевой временно, как он объяснил, «подработать» в канцелярии лагеря.
Когда Паша по рекомендации Герберта пришла к начальнику, он любезно ее принял.
— Будете работать писарем, — объяснил начальник в чине капитана. И лукаво: — А если станет скучно — фрейлейн может рассчитывать на мое внимание.
— Благодарю, господин офицер.
