Это приводило их к неосторожности, в этом провинциальном городе, где за всеми подсматривают; они совершали уединенные и долгие прогулки, которые вскоре стали комментироваться в дурную сторону.
Они же не подозревали ничего…
Вечером они любили отправляться к озеру Любви, прелестному озеру, мечтающему в зеленом предместий, прилегающему к монастырской обители. Не было ли это то озеро Любви, воде которого народное верование приписывает власть делать людей безумными от любви и заставлять их любить до смерти? Впрочем, ни одна волшебница не вливала туда свой напиток. Никакой заразы безумия не распространялось от этих тихих берегов… Когда“ Жорис и Годелива приходили туда, при наступлении ночи, едва легкий ветерок колыхал тополя на берегу, заставляя их издавать тихие жалобы. Сюда долетали только отзвуки молитв, отголоски колокольного звона, отраженного шпицами и крышами.
Почему же эта вода пробуждает безумную любовь? Почему заставляет она любить вечно? В особенности, она, в которой отражаются только изменчивые очертания всегда движущихся северных облаков… Жорис вздрагивал от слишком большой радости. Годелива улыбалась нежным звездам, воде, ненюфарам, покрывавшим се поверхность, которые она хотела сорвать.
Они шли, почти обнявшись, взволнованные от окружающей ночной тишины, не думая о том, чтобы кто-нибудь из прохожих мог заметить их, догадаться, открыть их преступную любовь. Они не думали более о Барбаре, как будто были вполне свободны и могли располагать своей судьбой.
Быть может, волшебство озера Любви уже делало свое дело, доводя их до бесполезной неосторожности и безумной любви, которая смеется над всем миром?
Жорису захотелось свести Годеливу на башню. Это склонность всех влюбленных — показать те места, где они живут. Надо, чтобы они все знали друг о друге. Присутствие дорогого существа освятит обстановку. Годелива, конечно, с радостью согласилась не столько ради удовольствия побыть в таинственной башне, или услыхать вблизи игру колоколов, видеть Жориса за клавишами, застать расцвет этих печальных цветов звука, от которых она до сих пор знала только лепестки, обсыпавшиеся на нее и на город… Ей хотелось, в особенности, побыть там, чтобы еще ближе войти в жизнь Жориса, увидеть ту стеклянную комнату, о которой он часто говорил, которую он называл самой дорогой для него в жизни, комнату, где он так много думал, сожалел, надеялся и, конечно, страдал… В этом замкнутом пространстве должна была быть некоторая часть его души, которую она еще не знала. Однако она очень беспокоилась:
