— Десять шиллинговъ и на три пенса рому, — сказалъ мистеръ Куклинъ.
— Это вы получите.
— Пятнадцать шиллинговъ и на три пенса рому, — сказалъ мистеръ Куклинъ, дѣлая попытку сѣсть прямо.
— Получите. На этомъ и остановитесь… Какъ же вы добудете адресъ?
— Я тотъ человѣкъ, который добудетъ его, ми-стъ Рей-брнъ, — я, и никто другой, — величественно возвѣстилъ мистеръ Куклинъ.
— Какъ вы его добудете, я васъ спрашиваю?
— Я горькій сирота, ми-стъ Рей-брнъ, — продолжалъ пьянчужка. — Меня съ утра до ночи бьютъ, ругаютъ, на чемъ свѣтъ стоитъ. Она куетъ деньженки, сэръ, а хоть бы на смѣхъ поднесла когда-нибудь на три пенса рому. Ни-ни!
— Ну, выкладывайте! — подбодрилъ его Юджинъ, пристукнувъ желѣзной лопаточкой его голову, упавшую на грудь. — Что дальше?
Съ горделивой попыткой овладѣть собой, но — если можно такъ выразиться разваливаясь на куски въ тщетныхъ усиліяхъ подобрать ихъ и сложить вмѣстѣ, мистеръ Куклинъ моталъ головой, смотрѣлъ на допросчика презрительнымъ взглядомъ и улыбался (какъ онъ, очевидно, полагалъ) надменной улыбкой.
— Она обращается со мной, какъ съ маленькимъ, сэръ. Я не маленькій. Я взрослый человѣкъ. И съ талантами. Онѣ переписываются. По почтѣ, сэръ. У меня таланты. А адресъ добыть не труднѣе, чѣмъ свой собственный.
— Такъ добудьте, — сказалъ Юджинъ и отъ всего сердца добавилъ сквозь зубы: „Скотина!“ — Добудьте, принесите мнѣ, возьмите свои деньги на шестьдесятъ три порціи рому, выпейте ихъ всѣ одну за другой и допейтесь до смерти какъ можно скорѣе.
Послѣдніе пункты этой спеціальной инструкціи онъ обращалъ къ камину, выбрасывая туда уголь съ лопаточки и засовывая ее на прежнее мѣсто.
Тутъ мистеръ Куклинъ сдѣлалъ неожиданное открытіе, что онъ былъ оскорбленъ Ляйтвудомъ, и выразилъ при этомъ твердое намѣреніе заставить его объясниться, не сходя съ мѣста, вызывая въ случаѣ отказа, на бой на великодушныхъ условіяхъ: соверенъ противъ полупенса. Послѣ этого онъ ударился въ слезы, а потомъ проявилъ наклонность заснуть. Эта послѣдняя манифестація, какъ самая опасная, ибо она угрожала возможностью весьма длительнаго пребыванія въ домѣ пріятнаго гостя, требовала сильныхъ мѣръ. Юджинъ поднялъ съ полу щипцами его изношенную шляпу, нахлобучилъ ее ему на голову и, взявъ его за шиворотъ вытянутой на всю длину рукой, свелъ съ лѣстницы и вывелъ со двора на Флитъ-Стритъ. Тамъ онъ повернулъ его лицомъ на западъ и предоставилъ самому себѣ.
Когда онъ вернулся, Ляйтвудъ стоялъ передъ каминомъ, размышляя, повидимому, о чемъ-то невеселомъ.
