Миновало полгода. Совсем уж было успокоился Ахмед, развеялась его тревога. Да и радость поостыла — сколько можно радоваться одному и тому же?
Как-то утречком, когда багровое солнце выглянуло из-за Горы, является к Ахмеду Софи. Тяжело опирается на посох, длинная белая борода подрагивает.
— Слыхал уже? — спрашивает.
— Слыхал, — отвечает Ахмед.
— Разыскивает коня сам беязидский паша, Махмуд-хан.
— Слыхал.
— Тому, кто приведет коня, сулит он пять лошадей и пятьдесят золотых.
— Знаю.
— А тот, к кому попал конь, должен его вернуть, иначе паша велит отсечь ему голову.
— Что поделаешь? На все воля судьбы.
— Выставит он против нас целое войско.
— Что поделаешь? На все воля судьбы.
— Махмуд-хан известен своей жестокостью.
— На все воля судьбы.
— Человек он могущественный, противостоять ему нелегко.
— Но ведь конь — дар небес, дар бога.
— Махмуд-хан нашего бога не признаёт. И его дар не признает. Он заделался рьяным османцем.
— Не могу же я отдать дар небес.
Не прошло и месяца — прискакали посланцы от паши. Входят в Ахмедов дом и говорят:
— Махмуд-хан хочет, чтобы ты вернул его коня. Бери что твоей душе угодно: деньги, товары дорогие, лошадей самых лучших, только коня верни. Слышал он, что конь остановился перед твоей дверью, потому и просит по-хорошему. Что хочешь возьми себе взамен.
— Неужто ваш хан не знает, что дар небес не возвращают? Жизнь отдают — коня не отдают, — отвечает Ахмед.
— Знать-то он знает, но все равно стоит на своем. Ведь этот конь и ему дар. От зиланского бея, которого наш паша любит пуще брата родного.
Ахмед одно ладит:
— Ничего не пожалею, если надо, жизнь отдам, а дар небес возвратить не могу.
Видят посланцы, его не уломать, грозить стали:
— Хозяин велел тебе передать, что ни перед чем не остановится. «Хоть и высоко, говорит, его логово, хоть и созовет он всяких бродяг на подмогу, все равно доберусь до него, в порошок сотру!» А слово свое паша держит.
Молчит Ахмед, будто в рот воды набрал.
Так ни с чем люди паши и убрались восвояси. Здорово, конечно, озлились, да что толку-то?
Съехались со всей округи курдские беи с кроваво-красными глазами. И все возмущаются:
— Статочное ли это дело — требовать дар небес! Хоть ты знатный бей, хоть паша — должен иметь понимание.
— Все верно, — только и уронил Ахмед. А больше — ни полслова.
Не ожидал паша, что его просьбе отказ будет, взбеленился. Конечно, и он хорошо знал этот обычай. Остановись у ворот беязидской крепости конь самого падишаха османского или шаха иранского, ни за что не вернул бы! Но чтобы простой горец смел противиться его воле — такое в голове не укладывалось.
