Если Ахмед не примет это предложение, с хошабского бея слагается долг оборонять его. Это знал и Ахмед, и все остальные. Тогда паша был вправе выступить в поход.
Послали за Ахмедом. В присутствии Исмаила-ага и всех его сопровождающих бей спросил Ахмеда, согласен ли он принять это предложение.
Ахмед не раздумывая ответил:
— Хорошо! Я взберусь на самую вершину и разведу там костер, чтобы паша мог сам видеть, что его условие выполнено.
Ни хошабский бей, ни Гюльбахар, ни другие так и не сумели отговорить его.
На другой день они сели на коней и отправились в Беязид. Остановились у дома Караванного Шейха. Вскоре весь город знал об их возвращении. И вся Гора знала.
И Шейх, и кузнец настойчиво старались отговорить Ахмеда:
— Этот паша — кяфир. Он задумал тебя извести.
Но Ахмед и их не послушал.
Поцеловал он руку Шейху, вскочил на коня и поскакал во дворец.
— Я решил взобраться на вершину Горы, — объявил он паше. — Благодарю тебя за то, что ты задал мне такую трудную задачу. Правильно ты поступил.
Пожелал ему паша удачи, а он отвечает:
— Три ночи следите за вершиной. Если не помешают облака, увидите костер.
И направил коня вверх по склону.
Все улицы города, рынок и площадь перед крепостью постепенно заполнялись людьми. Они сходили с Горы, поднимались с равнины, вливаясь в безмолвствующее людское море.
В полдень к паше явился Исмаил-ага.
— Еще идут? — спросил Махмуд-хан.
— Идут, — ответил Исмаил-ага, безнадежно разводя руками. — Все идут и идут. Кто бы мог подумать, что на Горе и на равнине такое несметное множество людей!
Весь перекосился паша, фыркнул:
— Нашел чему удивляться! Удивительно было бы, если б они собрались ради доброго дела. А на худое всегда много желающих. Как быстро они узнали, что этот молодец собирается подняться на Гору! Кто это, любопытно, их оповестил?
Он шагал по пушистым коврам, устилавшим пол мраморного зала. Лицо побледнело, вытянулось. Глубоко прорезали его морщины. Глаза бешено вращались.
— Исмаил-ага, — выдавил он, — и наша… тоже там, с ними?
— Да. У гробницы Ахмеди Хани. Среди женщин. Посмотри сам. Вон она, в желтом платье.
Махмуд-хан замахал руками, отвернулся. Хотел было что-то сказать, но в последний миг передумал. Снова, глядя прямо перед собой, зашагал по залу. Исмаил-ага стоял не шевелясь, ожидая, не изволит ли он что сказать. Ждать пришлось долго. Наконец паша остановился и вонзил пылающие, как уголья, глаза в своего главного советника и управителя.
— Исмаил-ага, мы ведь не можем рассеять эту толпу?
