— Вероятно! А теперь уходи, Роберт.
Беренд тяжко вздохнул и последовал за офицерами. Фернов остался с полковником и его адъютантом.
Через четверть часа Вальтер покинул кабинет командира и направился к себе; но, едва выйдя в коридор, примыкавший к его комнате, он увидел, как от стены отделилась какая-то темная фигура и встала перед ним.
— Мистер Фернов, я уже давно жду вас! — услышал Вальтер и тотчас же узнал американца.
— Что вам угодно, мистер Алисон?
— Окажите мне честь, позвольте переговорить с вами!
Фернов взглянул на часы и убедился, что еще располагает временем.
— К вашим услугам! — ответил он.
Вальтер предугадывал, о чем поведет речь американец. Достаточно было взглянуть на лицо Алисона, чтобы убедиться, что опасения Джен небезосновательны.
Не теряя времени, Генри прошел вперед и открыл дверь в гостиную. Фернов поколебался несколько секунд, прежде чем войти в нее, так как это была та же самая комната, в которой он недавно разговаривал с Джен. Американец, заметив колебание Вальтера, произнес:
— Здесь нас никто не побеспокоит. Но, может быть, вы имеете что-нибудь именно против этой комнаты?
Фернов, не отвечая на вопрос, быстро перешагнул порог; Алисон последовал за ним. В комнате все еще тускло горела лампа; пламя камина погасло, и только иногда вспыхивали красные огоньки догоравших дров, освещая фигуры соперников, выделявшиеся во мраке. Вальтер прислонился к камину, Генри стоял теперь на том месте, где недавно была Джен.
Почти одним и тем же чувством горели сердца мужчин. Оба страстно любили одну женщину и безнадежно страдали на развалинах разрушенного счастья. Но как различно проявлялось это страдание!
На лице Фернова лежало тихое, грустное спокойствие. Он не мог вырвать из сердца то чувство, которое пустило там глубокие корни; он знал, что оно умрет вместе с ним, но не желал предаваться бесплодному отчаянию. Он выбрал верный путь для того, чтобы прекратить свои страдания, — ему недолго оставалось ждать. Вальтер почти с радостью взглянул на светлую полосу, пробиравшуюся сквозь листву кустарников, — это всходила луна.
Лицо Алисона пылало бешеной злобой, губы судорожно сжимались, а глаза сверкали ненавистью. Американец ошибся в своих расчетах; он протягивал руки к миллиону и смотрел на любовь как на роскошь, как на приятный придаток к этому миллиону, но чувство к Джен оказалось настолько сильным, что далеко отодвинуло коммерческие соображения. Страсть предъявила свои права с такой силой, что Генри забыл о расчетах. Он стал слеп и нечувствителен ко всему, что было вне его чувства, он готов был и жизнь отдать за возможность обладания любимой девушкой.
