В голосе Вальтера звучала горячая, неподдельная страсть; его глаза сверкали. При всем ужасе положения — ведь Джен была почти уверена, что Вальтер ее брат, — она ощутила прилив такой радости, которую не могло заглушить даже отчаяние. Слова Вальтера нашли отклик в ее душе: ее любили пылко, как она сама любила.
— Ты прав, Вальтер, — сказала она, облегченно вздохнув, — для нас не существует другого выхода, кроме разлуки. Любовь между нами в тех условиях, в которых мы находимся, была бы преступлением.
Фернов вздрогнул при этих словах.
— Ты говоришь это так спокойно! — воскликнул он. — Ты думаешь, что я покорно, без борьбы подчинюсь своей судьбе? Иоганна, ведь ты пока еще не связана браком с Алисоном. От слова, которое ты ему дала, можно отказаться. Разве твоя связь с ним нерасторжима?
— Я не могу отказаться от своего слова, — твердо ответила она.
— Подумай, Иоганна, — продолжал Фернов с мольбой в голосе, — подумай: ведь от этого зависит счастье и твоей, и моей жизни. Неужели тебе так трудно порвать с Алисоном?
В эту минуту наружная дверь с шумом отворилась, и раздался громкий голос Фридриха:
— Господин поручик, полковник требует вас к себе сейчас же.
Вальтер нетерпеливо обернулся.
— В чем дело? — недовольным тоном спросил он. — Кто меня требует?
— Господин полковник, ваше благородие; там уже собрались все господа офицеры.
— Хорошо, я приду!
Дверь захлопнулась, и послышались тяжелые удаляющиеся шаги Фридриха.
Вальтер снова обернулся к Джен; его лицо было бледно, а в глазах выражалась смертельная тревога.
— Ты слышишь, меня требует полковник. Идет война, каждый час, каждая минута могут разлучить нас, может быть, навсегда. Иоганна, я спрашиваю тебя в последний раз: желаешь ли ты, можешь ли ты быть моей женой?
— Никогда, Вальтер! Если бы даже Алисон и освободил меня от данного слова, я все-таки никогда не могла бы стать твоей женой!
— В таком случае прощай! — воскликнул Фернов и протянул руки вперед, как бы для того, чтобы обнять Джен и прижать ее к своей груди.
Однако молодая девушка в ужасе отшатнулась и сделала движение рукой, стремясь остановить его порыв.
Вальтер несколько минут стоял неподвижно, словно окаменев, а затем низко поклонился и холодно произнес:
— Вы правы, мисс Форест, прощайте!
Дверь за Ферновом закрылась. Джен осталась одна с огромной тяжестью в сердце; покров с тайны так и не был снят, последнее слово не было произнесено. Оно висело на кончике языка молодой девушки, но какая-то неведомая, непонятная сила удержала ее; она боялась, что, сказав ему правду, заставит Вальтера страдать сильнее, чем если просто откажет ему. Джен, не щадившая никогда никого, так как была беспощадна и к себе, трепетала при одной только мысли о возможности причинить страдания Вальтеру. В первый раз слова: «Так должно быть», — оказались бессильными. Она сама могла перенести весь ужас положения, но она должна была уберечь от боли любимого человека. В первый раз Джен почувствовала, что она слабая, с мягким, ранимым сердцем, способным страдать за другого.
