— Обиделся? — захихикал Ершов, как ребенок, но быстро перестал, глядя на бешенные глаза Гусева, — Был категорически не прав!!! Приношу свои самые-самые извинения. Давай-ка, «друг», ближе к делу. Короче, есть цена на двигатель для драги, плати, заказывай. Никаких бесплатных подарков не будет.
— Вот она где вылезла твоя американская отрава! Буржуин недорезанный! Хорошо! Возьми мои полсотни тысяч долларов. У Клячкина триста тысяч есть. Думаю, я смогу с ним договориться на такую же сумму, на пятьдесят тысяч.
— Лопух ты, Володя! Серый своей шкурой почти не рисковал, а денег у него в десять раз больше. Не спорь! В десять раз! Ты ему милицейский склад оружия, считай даром, отдал. А он боевиков дона Calmo вооружил. Три тысячи «итальянских революционеров» рисковали жизнью, выполняя его безумные «революционные» планы, а Клячкин таскал чемоданы зеленых.
— Кому бы я еще это старьё продал? По десять долларов за штуку, заметь…
— Во время бунта? Кеннеди взял бы по двадцатке!!!
— Только денег таких у него не было. А когда появились, мы уже были в Канаде.
— Твой заказ нужно обмыть.
— Я знаю хороший ресторан, тут недалеко. Чисто, уютно, дубовые столы и скамейки, приличная публика: в основном охотники, приехавшие прокутить свою выручку за шкурки. Ни конторских, ни полиции.
— Ага. Каждый вечер мордобой?
— Сядем в углу, посмотрим на бесплатное развлечение, а сами участвовать не будем. Лады?
— Лады. Ты Серегу предупреди, а то он намылится по бабам. А я служанку попрошу задержаться, с детьми посидеть вечером.
— Я же говорю, нахватался ты, Коля, американских привычек. Старшей девочке скоро четырнадцать лет, замуж пора выдавать, а ты няню им на вечер нанимаешь. Неприлично тебе чужих детей у себя держать. У них бабка в Техасе, тетка в Оригоне, родной дядя с семьёй в Ред-Ривере, а это рядом совсем.
— С меня Мария слово взяла. Если бы она захотела отправить детей к родственникам, то упомянула брата, например.
— Пацаны адекватные, а старшая девчонка вредная, не в меру. Дисциплины никакой, — Гусев уже несколько раз пострадал от каверз Франчески, нисколько не боявшейся его грозного вида, — Входит без стука. Разрешения не спрашивает. Мнение своё высказывает. Снег отряхивать заставляет. Служанкой твоей командует.
— Это хорошо, что Франческа не замкнулась в себе, не хандрит, не плачет. А служанке непозволительно строить тебе глазки, у неё есть жених.
* * *
Ресторан порадовал Ершова своей французской кухней. Канси и шабли, кальвадос и абсент, по мнению Коли, были так себе, но изыски шеф-повара он оценил. Огромное блюдо с сыром, которое подали в самом начале, поражало разнообразием: мягкий и твердый сыр, из овечьего и козьего молока, жирный и выдержанный. Ершов уловил часть знакомых названий: рокфор, камамбер, канталь, грюйер, шевр, конте. Затем официант принес почти сырой, слегка поджаренный, до корочки, бифштекс. И тут же недопустимый ляп, на гарнир был подан картофель во фритюре.
