«Что с вами?» — спросил я, увидев, что глаза ее остановились на одной странице и она словно забыла о моем присутствии.
«Как это странно, — прошептала она, отвечая и на свою мысль и на мой вопрос, — прошло не более недели с тех пор, как я пела этот самый романс у графини М.; тогда у меня были семья, имя, положение. Прошло несколько дней, и ничего этого уже нет…»
Она побледнела и скорее упала, чем села в кресло. Можно было подумать, что она умирает. Я подошел к ней; она закрыла глаза; я понял, что она погружена в воспоминания. Я сел возле нее и, положив ее голову на свое плечо, сказал:
«Бедная сестра!..»
Тогда она начала плакать; но на этот раз без конвульсий, без рыданий; это были слезы грустные и беззвучные — слезы, которые приносят облегчение, которым следует дать полную волю. Через минуту она открыла глаза и улыбнулась.
«Благодарю вас, — сказала она, — что вы дали мне поплакать».
«Я не ревную больше», — произнес я.
Она поднялась.
«Есть ли здесь третий этаж?» — спросила она.
«Да, и расположен так же, как и этот».
«Будет ли он занят?»
«Это вы решите».
«Надо принять со всей ответственностью то положение, в которое поставила нас судьба. В глазах общества вы мой брат и, естественно, должны жить в одном доме со мной; ведь все сочли бы странным, если бы вы стали жить в другом месте. Эти комнаты будут ваши. Пойдемте в сад».
Это был зеленый ковер с клумбами цветов. Мы обошли его два-три раза по песчаной аллее, потом Полина подошла к кустам роз и набрала букет.
«Посмотрите на эти бедные розы, — сказала она, возвратившись, — как они бледны и почти без запаха. Не правда ли, у них вид изгнанников, томящихся по своей родине? Мне кажется, они тоже имеют понятие о том, что называется отечеством, и страдают».
«Вы ошибаетесь, — сказал я, — эти цветы здесь родились, и здешний воздух им привычен; это дети туманов, а не росы, и более яркое солнце сожгло бы их. Впрочем, они созданы для украшения белокурых волос и будут в гармонии с матовым цветом лица дочерей Севера. Для вас, для ваших черных волос нужны те пламенные розы, что цветут в Испании. Мы поедем туда за ними, когда вы захотите».
Полина печально улыбнулась.
«Да, — сказала она, — в Испанию… в Швейцарию… в Италию… куда угодно… исключая Францию…»
Потом она продолжала идти, не говоря более ни слова, машинально обрывая лепестки роз и бросая их на дорожку.
«Но неужели вы навсегда потеряли надежду туда возвратиться?» — спросил я.
«Разве я не умерла?»
