— одного бандита положил, одного ранил, но и его убили, деньги и машину забрали, уехали на ней, а меня пожалели и отпустили. Я, конечно, как честный человек, пошел в полицию, все как было, чин чинарем, рассказал, ничего не утаил, но меня все равно до выяснения всех обстоятельств дела задержали.
Вот держали неделю, и другую держали — не выпускали. Я забеспокоился, и не зря — оказывается, мне соучастие там шили, как наводчику — видать, возиться полиции с этим делом было неохота, а закрывать его для отчета было надо, вот и решили всех собак на меня спустить. К тому же заступиться за меня было некому, родители мои были далеко, бедны и неграмотны, на адвоката денег тоже не было, я и приуныл — мне светило до десяти лет тюрьмы.
А надо сказать, что в камере нас было четверо — кроме меня двое верзил гоп-стопников сидели и дед еще один лет под девяносто — совершенная развалина. Его за убийство взяли, он насильника своей внучки, девки еще неопушенной, зарезал — а посмотреть на него, откуда и силы-то взялись?
Ну, вот этот дедок как-то на вечерней заре, после ужина, подсел ко мне на шконку, приобнял за талию дружески, да и стал нашептывать:
— Кончай, парень, хандрить, надо отсюда ноги делать! Знаю я, тебе срок грозит большой, незаслуженный. Молодость твоя пропадет ни за гулькин нос. А тебе это надо? Да и я тут до суда не дотяну, помру, здоровье совсем никудышное, а мне внучку еще повидать надо, наследство ей передать.
Слушал я дедка, и слова его будто мне сердце глади-ли, только какой с него беглец — еле-еле душа в теле?
— А у тебя, отец, что — деньги, небось, немалые водятся, чтоб тюремщиков подкупить? Внучке, вон, наследство оставляешь. Только мне невдомек — зачем я-то тебе?
— Наследство мое, сынок, есть наследство нерукотворное, это наследство духа… А от тебя мне твоя сила нужна, физическая сила и энергия — ты парень справный, крепкий, а главное, — я ведь к тебе давно присматриваюсь — сердцем чист. Для нашего дела это очень важно, — убеждал меня старик таким драматическим голосом. — Чую, с тобой фарт под ручку ходит!
Я глянул в его глаза и увидел за ними снег, меня аж озноб хватил, голова закружилась, язык к небу присох, в ответ ничего сказать не могу. А дедок этот так вкрадчиво продолжил:
— Если я внучке наследство не передам, то мне придется тебе его передать, иначе я помереть не смогу. Чуешь? — на его лице коротко мелькнула покоряющая, с дьявольским налетом, улыбка.
— Да не ведьмак ли ты, дедушка?
