— И что же — насчет Мориса?
— Думаю, вы сами прекрасно знаете, — Эрик вдруг почувствовал, как горят у него щеки. Выпалил бешено: — И я п-п-пре-красно понимаю, что это не мое дело.
— А это уж пусть тебя не волнует, — Эдвард Блейк открыто ухмылялся. — Полагаю, ты явился мне сказать, чтобы я оставил Мориса в покое?
— Вот именно, — как — ни крепился, не смог скрыть свое удивление.
— В толк не возьмешь, как это я догадался?
— Вы, кажется, шутить намерены.
— Прошу прощения, Эрик?
— Улыбайтесь себе на здоровье. К-к-кажется, вы п-п-просто не соображаете, что один ч-человек может сломать другому всю жизнь.
Эдвард Блейк раздавил окурок. Взял новую сигарету.
— По-твоему, мое влияние на Мориса, как таковое, дурно?
— По-моему, уж гнуснее некуда.
Эдвард Блейк улыбнулся. Произнес лучезарно:
— Может, объяснишь подоступней, что ты имеешь в виду?
— Вы его осыпаете подарками. За все платите. Повсюду его возите. Он рассчитывает на ваши подачки, и вы это поощряете. Вы за ним таскаетесь. Даже когда он здесь, не можете его оставить в покое…
— Ты сам знаешь, что это неправда. Эрик как будто не слышал:
— Может, вам неизвестно, что вы притча во языцех для колледжа?
— Да ну? — с хохотом. — Видно, колледжу больше делать нечего.
— Морису от этого ничуть не легче.
— И что же именно говорит колледж? Эрик почувствовал, что опять краснеет:
— Сами можете себе представить.
— И ты тоже так думаешь?
— А вот ч-ч-что я думаю, абсолютно не ваше дело. Помолчали. Эдвард Блейк пыхнул сигаретой. Сказал примирительно:
— Думаю, ты не можешь не сознавать, что повторяя подобные инсинуации, ты допускаешь, что Морис столь же гнусен, или почти столь же гнусен, как я. Он в конце концов не дитя малое.
— Он слабоволен, как дитя.
— И ты попросту исключаешь, что вполне чистые и достойные дружеские отношения могут связывать двух людей, у одного из которых есть деньги, а у другого — нет?
— Ну почему. Не исключаю, конечно. Да, могут связывать. Но только не вас с Морисом.
— И отчего ж такое?
— Да оттого такое, что вы ему в отцы годитесь.
Эдвард расхохотался, но, Эрик видел, что ему очень не по себе.
— По-твоему, я такой старый?
— Абсолютно неважно, какой вы по-моему, — в голосе звякнуло презрение. — Факт тот, что вы старый.
— Хорошо, положим, я дряхлый, из меня песок сыпется, но не считаешь ли ты по крайней мере допустимым, чтоб древний старик предпочитал общество молодого человека обществу других стариканов?
— Я только одно считаю, — он еле сдерживался, — вы Морису причиняете вред. И потому я пришел вас просить, чтоб вы оставили его в покое.
