А днем Карл, говоря о Юлии, пытался выведать, что сказал тот ночью. Представляете, как ликовал литературовед во мне, слушая уклончивые ответы двух старых братьев! Прошлой ночью в неоконченной рукописи Карла я нашел странные фразы:
Нигилистический восторг Тристана. Состояние нирваны. Смертельное восхищение романтизмом. Какой мощью нужно обладать, чтобы противостоять темным колдовским силам? Является ли любовь волшебным лекарством, способным обратить во благо жизни всё двусмысленное и разрушительное? Но как тяжело изучить язык любви! Какую стыдливость нужно преодолеть, сколько проявить угодливости! Это основные высказывания, а их там — пруд пруди. А в конце одной страницы я прочитал наспех набросанные слова:
Я не жил. Я писал. Я не сделал ничего, что потом не описал бы. Фатальная абсурдность! Может, мне удастся хотя бы моя смерть? Затем он зачеркнул несколько слов — конечно же, главных! — и дальше написал:
Смерть — это загадка, которую мы должны сделать еще более… тут слово таинственной вычеркнуто и заменено на проблематичной. Есть еще одна вещь, о которой я вам пока не хотел говорить, — признается Литературовед, закуривая сигарету: — У меня возникло одно подозрение, которое очень быстро превратилось в уверенность: незаконченная рукопись Карла написана не только его рукой.
— Как это?! — подскакивают от неожиданности Следователь и Поэт-Криминолог.
— Вначале вы не понимаете, что не дает вам покоя при чтении. Но понемногу становится очевидным, что чья-то другая рука сделала вставки, замечания, зачастую язвительные, но тем не менее умные и ясные. Неужели Карл изменял почерк, редактируя свои записи, подумал я. Потом, открыв наугад дневник Лоты Най, я узнал его.
— Вы считаете, что Карл давал ей читать то, что пишет, а она делала свои комментарии? — спрашивает Поэт-Криминолог. — Это довольно часто встречается, вспомните Набокова.
— Да, но Набоков таким образом хотел покрасоваться, а я не думаю, что Карл Най красовался перед своей молодой женой.
— Тогда что?
— Мне кажется, таким способом, на полях страниц, она говорила ему то, что хотела сказать в реальной жизни, где он отказывался ее слушать. Но еще больше меня поразило то, что дневник самой Лоты испещрен небольшими рисунками и странными знаками, сделанными, несомненно, рукой Карла. Это говорит о том, что между ними шел бурный диалог. Он марал ее дневник ужасными рисунками, а она отвечала ему язвительными замечаниями на полях рукописи. Ночью, я думаю, он снова рисовал в ее дневнике какую-нибудь гадость, которой его научил, насколько мне известно, бенгальский колдун, с которым он консультировался в Нью-Йорке, а она своим решительным и четким почерком наносила ему очередной укус… и он…
