Раздумывая, онъ взглянулъ на домъ купца, напротивъ. У Вейземейера была большая запашка, да и въ домѣ дѣла было много, но какъ идти къ старику, котораго вся деревня зоветъ скрягою?
Гансъ затянулся нѣсколько разъ изъ погасшей трубки и отъ нея у него стало такъ же горько во рту, какъ и на сердцѣ, при мысли сдѣлаться работниконъ или слугой г-на Вейземейера!
Наискосокъ, противъ его дома, стоялъ домъ крестьянина, или, какъ онъ любилъ, чтобъ его называли, агронома Якова Кернера. Улица дѣлала тутъ крутой поворотъ, такъ что Гансъ хорошо могъ видѣть этотъ домъ съ его зелеными ставнями, бесѣдку изъ дикаго винограда, большія ворота, обѣ половинки которыхъ были широко растворены. Г-нъ Кернеръ, послѣ владѣльца фарфоровой фабрики, былъ самый зажиточный человѣкъ въ деревнѣ, и говорятъ, давалъ хорошое жалованье; но Кернеръ отзывался такъ дурно о немъ и дѣлалъ это, чтобы очернить его въ глазахъ Греты, за которую ему самому хотѣлось посвататься! Лучше пойти на фабрику.
Гансъ передвинулъ трубку съ лѣвой стороны рта на правую и покосился на крыши фабрики, которыя виднѣлись сквозь высокія каштановыя деревья.
Фабричные рабочіе получали большую плату, чѣмъ полевые работники, но стояли гораздо ниже этихъ послѣднихъ въ общественномъ мнѣніи, даже ниже углекоповъ. Служба должна быть очень хороша, чтобъ ею не побрезгалъ разбитной парень, бывшій флигельманомъ въ первой ротѣ, перваго батальона, втораго гвардейскаго полка и вѣроятно давно бы произведенный въ унтеръ-офицеры, если бъ не рѣшился выйти въ отставку, что онъ сдѣлалъ только ради Греты.
Гансъ снова подвинулъ трубку къ лѣвой щекѣ.
Къ кому же обратиться? Къ Юргену-Дитриху? Да у него самая злющая жена во всей деревнѣ. Къ Якову Липке? Этого онъ частенько колотилъ, когда они еще вмѣстѣ ходили въ школу. Къ Гансу Ейсбейну старостѣ? Того, покойный отецъ считалъ послѣ школьнаго учителя, своимъ злѣйшимъ врагомъ! Ну, кто же оставался еще, кромѣ булочника Гейнца?
Булочникъ, въ покрытой мукой сѣро-голубой курткѣ, такихъ же панталонахъ и деревянныхъ туфляхъ, въ эту самую минуту вышелъ изъ своего амбара, и, по обыкновенiю, медленно направился къ дому. Гансъ сунулъ трубку въ карманъ, пошелъ за булочникомъ и догналъ его въ ту минуту, какъ тотъ собирался переступить порогъ своего дома.
– Мое почтеніе, г-нъ Гейнцъ! – повторилъ Гансъ и откашлялся. – Я хотѣлъ спросить васъ, не возьмете ли вы меня къ себѣ въ работники, такъ какъ вашъ Августъ пошелъ въ солдаты?
