— До игры с «Гарибальдийцем» я никуда не поеду.
— Но матч будет недели через две, не раньше, — сам капитан сказал.
Я вмиг умылся, натянул брюки, рубашку. Сестренка попыталась было напоить нас чаем, но я уже был во власти наших планов и взвалил точилку на плечи.
— Если добре подработаем, купим твоей мамке подарок. Мой батя сказал, тоже к вам придет.
Мне впервые захотелось обнять друга. Всегда, почти всегда ему первому приходят в голову разумные мысли!
Базар гудел, как улей.
— Вот свежие баранки, свежие баранки!
— Пирожки с печенкой, гривенник пара!
— Медовики! Только у нас! Со скидкой!
В булочных ларях работы было хоть отбавляй. Степка едва успевал точить. Я сбегал за колбасой, французской булкой и на свой риск купил еще бутылку «Фиалки».
Бросив взгляд на покупки, Степка сказал:
— У тебя размах акулы капитализма, факт.
Спокойно поесть мне не дали. Неожиданно подошел Седой Матрос и, сунув руки в карманы широкого клеша, повелительно сказал:
— Тарзан, завтра вечером в половине десятого жди меня на углу Совской и Кузнечной.
Он даже не стал дожидаться ответа. Седой Матрос — подлинный хозяин Черноярской. Все и вся в его власти. Федор Марченко и тот не решался ему перечить.
Матрос одет всегда одинаково: морская полосатая тельняшка и широченный клеш, зимой — поношенный бушлат и капитанка. Все тело его пестрит татуировкой. Среди множества этих рисунков один, наиболее живописный, сделан цветной тушью. Грозные волны плещут о берег. Золотистый шар солнца опускается на горизонте, озаряя одинокую могилу моряка на острове. Лицо Седого Матроса в морщинах, изрыто оспой, а демонические глаза и плотно сжатый рот подчеркивают его жестокость. Сам он ни одного стихотворения запомнить не может, но Саню заставляет читать вслух, и чаще всего есенинского «Черного человека». Саня читает по памяти, с большим чувством и правильной интонацией:
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен!
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
В такие минуты Седой Матрос — весь внимание, на глазах у него появляются слезы, и если кто-нибудь произнесет хоть слово, он наотмашь бьет по лицу. Моя мать его боится, считает исчадием ада и носителем всех пороков. Я и сам его побаиваюсь.
Степка сразу заметил, как я помрачнел.
— Надо отвязаться от Матроса. Он задумал темное дело, факт.
— Как же отвязаться? — спросил я.
— Может, сегодня вернем червонец, а нет — пусть завтра ищет ветра в поле.
