Я молчу. Но мои глаза кричат.
Я раскачиваюсь, как загипнотизированная. Мне нечем дышать. У меня полон рот.
– Нет, нет, не надо!
Но они начинают по новой.
Нет, не хочу я этого всего вспоминать!..
Наконец мне удалось вырваться, и я закричала. Я сжимаюсь и делаю два шага назад. Но Кучинотта у меня уже за спиной. Он стоит сзади, со спущенными штанами.
Я ни о чем не думаю. Ничего не чувствую. Ничего не вижу. Меня уже нет, просто нет.
– Давай кончай, теперь моя очередь. Кончай. – И он льет мне на голову пиво.
– Нет, нет, не надо!..
Я даже не помню, произнесла ли я эти слова вслух или мысленно. Или прокричала. Да-да, я их, скорее всего, прокричала, потому что они мне ответили:
– Как это не надо? Как это не надо?
Я вырываюсь
Но они меня догоняют и хватают:
– Попробуй только отказаться, а не то мы тебе врежем как следует! Да мы тебя ногами забьем, сука ты паршивая, а потом в таком виде привезем тебя домой, к отцу. В таком вот виде, как сейчас. – И кто-то пнул меня ногой, и я упала на землю. Я вся мокрая, вся в пиве. Теперь эта нога меня больше не бьет, и я даже вижу подошву ботинка. Она совсем рядом, около моего рта. Я закрываю глаза и сжимаю губы.
Меня поднимают и бросают на капот машины.
Ну что ж, если я сука, то я и буду рычать, как собака. И я рычу, я кусаюсь, я удираю.
Вырываюсь, отбиваюсь, защищаюсь, дерусь изо всех сил… Но мой рот опять полон. Я не хочу этого глотать, но моя голова прижата к капоту машины, а ноги раздвинуты. Так что я просто не могу пошевелиться – и глотаю. Глотаю их гадость и свою ярость.
Стены свинарника плачут кровавыми слезами.
– Молодец, Аннарелла, умница. Хорошая шлюха, – нашептывают мне они.
Но я не хочу ничего чувствовать.
Кто-то из них опять во мне. Это внутри, и я просто не могу этого не чувствовать. Я чувствую, как меня хватают за грудь и как ее мнут, как ее дергают. Чувствую, как они наваливаются на меня своими животами.
– Какая хорошая шлюшка… Смотри, как хорошо она, моя штуковина, в нее входит.
– Да нет, пока не слишком: она у нее еще узенькая и маленькая. Эй, Аннарела, а тебе нравится? И давай улыбайся. Когда занимаются любовью, никто не грустит.
И вот меня опять насилуют. Теперь на мне лежит Микеле Яннелло. Он ласкает мне лицо и что-то мне шепчет одними губами, касаясь ими моих губ, моих глаз, моего уха. И меня пробирает дрожь. Он говорит тихо-тихо:
– Надо улыбаться, Анна, потому что заниматься любовью – это же так здорово, это всем нравится.
А вот других его слов я уже не слышала.
