Да и вообще, с зеленым змием надо быть осторожным. Он лопает всех подряд, без разбора, как интеллигентов, так и пролетариев. А наш брат, художник, для него и вовсе деликатес вроде устрицы или трюфеля… Пока из подъехавшего транспорта растекалась свадьба, мы с племянницей спокойно гоняли волан. Отступая, я оступился и шмякнулся спиной на мягкую траву возле соседской калитки. Смех, шутки! Тут калитка отворилась, и появилась она. Мама дорогая! Эти глаза, этот взгляд, эту улыбку долго не мог забыть! Да вот беда, красавица была безобразно одета. Ее черные вьющиеся волосы украшал венок с короткой фатой, тонкую фигуру облегало, расширяясь от бедер, белое платье. Словом, на ней было облачение невесты. То есть никаких шансов. В руке, на которую была надета белая перчатка до локтя с открытыми пальцами, девушка держала дымящуюся сигарету. Наверное, чтобы покурить, она и спряталась от гостей, — неудобно, невеста все-таки. На меня, валяющегося у ее ног с улыбкой до ушей, ракетка в одной руке, воланчик — в другой, она посмотрела так, будто поцеловала — глубоким, страстным, порочным поцелуем!
Я почувствовал себя готовым позволить, чтобы ее имя связали с моим, если только это будет небезосновательно, черт с ним!.. Из-за забора, который являлся тут отдельным произведением искусства, но не о нем речь, позвали:
— Мариночка! Где ты, моя муза?!
— Иду-у! — пропела дива слегка сорванным голосом, после чего, затянувшись, выпустила дым, уронила окурок тонкой дорогой сигареты на землю, затоптала маленьким носком белой туфельки, еще раз улыбнулась мне, мол, такая вот она хулиганка, и скрылась за калиткой, возвращаясь к тем, кто ее ждал.
«Муза? Идите к черту! — мысленно прокричал я им. — Это мне нужна муза, а не вам!» Но что было делать? Скорее поднялся с травы, пока Надька не заметила, какое впечатление на меня произвела соседка.
И вот теперь, лежа в койке, я открыл глаза от того, что в палате происходило какое-то движение, и увидел над собой то же самое видение, все в белом. Правда, на девушке были теперь не фата и платье, а белый колпак и халат, но лицо — то же самое. Или я не художник-портретист!
Девушка протягивала мне термометр.
— Градусник, — сказала она так, будто я был идиотом, и сам не мог сообразить, что это. И голос надтреснутый, придававший ей привлекательности, я узнал!
— Люся! Какая в последний раз была средняя температура в отделении? — спросил Илья Муромец, явно заигрывая с девушкой.
