«Рома здесь? — прострелило меня. — Ну да, где же ему быть?» То, что капитан Горящев находится в гарнизонном морге, подняло в душе смутное чувство, что это противоречит чему-то такому, что я слышал или видел недавно. Но чему — понять не успел, внимая дальше прапорщику.
— Сержант тоже выпил отравы из шинка. Сюда привезли, не откачали… Что такой серьезный стал?
— Нет, ничего, — поспешил заверить я. — Пока в институте учился, на «Скорой» санитаром подрабатывал, всякое видел. Покойников не боюсь.
— Не боишься? — поймал меня на слове прапорщик. — Молодец. Может, поможешь мне тогда жмура одного переложить?
— Конечно, — согласился я, будто каждый день этим занимаюсь.
Войдя в предбанник, постарался отключить обоняние. А попав в само помещение, приготовился зашорить глаза, чтобы не видеть лишнее, но перед тем успел заметить в ячейках, похожих на почтовые, только большего размера, вещи — покойников, очевидно. Мне бросился в глаза капитанский погон на кителе и рядом всякая мелочевка: часы, записная книжка, пачка «Столичных»…
Перекладывая тело с каталки на стол, я побледнел, наверное.
— Что, повело? — присмотрелся ко мне прапор. — Иди на воздух быстрее!
Я выскочил, движимый одной мыслью, и, прежде чем прапор показался следом, успел мгновенно заменить пачку «Столичных» в ячейке своей собственной, а украденную сунуть в карман пижамы. Кажется, прапорщик не успел заметить.
— Что, нехорошо? — все вглядывался он в мое лицо.
— Нормально.
— Спасибо, что помог.
— Не за что.
Унося ценную добычу, я размышлял, есть ли в этом прок? Для чего Рома перекладывал в эту пачку сигареты? Что за цифры я видел на ней?
У входа в отделение меня встретил Муромец, надеясь еще стрельнуть сигаретку. Пришлось соврать, что кончились, прижимая рукой карман, чтоб не увидел выпирающую пачку. Мне было бы сложно объяснить, как в пачке «Столичных» у меня оказались теперь болгарские сигареты. Рома ведь их курил в последние дни, сколько я помнил.
Когда я вернулся на свою койку, на меня уставился своими черными, как два жука, буркалами Бондарь.
— Новенький? — спросил он меня.
— Скорее, старенький, — ответил я. — По возрасту. По сроку службы, да, — должен был все же признать.
— Я год оттарабанил, — похвастался он.
— Я бы дал больше, — сказал я, вспомнив Гантаурова.
— Что ты хочешь этим сказать? — с угрозой в голосе спросил Бондарь. Улыбка при этом не пропала с его лица, ставшая, очевидно, обычной гримасой.
— Выглядишь солидно.
— Короче! Поможешь завтра на складе порядок навести, — постановил он. Прозвучало скорее приказом, нежели просьбой. Не знал, что я кладовщиков не жалую.
