– Еще раз спасибо. Я уже отчаялся.
Каншер кивнул.
– Вы высохли. Но что с другими? Мы не можем ждать.
Чань незаметно отошел, так что теперь стоял между Каншером и дверью. Тот кивнул, как будто этого ожидал, и засунул руки в карманы.
– Вы не знаете меня. Враги необычайно сильны.
– Вы – человек Фелпса.
Лицо Каншера скрывала низко надвинутая шляпа и густые усы, и все же можно было разглядеть глубокие морщины, а карие глаза казались печальными, как у оленя.
– Мы с вами похожи, не так ли? У нас есть скрытое прошлое, о котором мы предпочитаем умалчивать. У вашего министерства были дела там, где я жил, дела, которые мне позволили со временем… переехать.
– И с тех пор вы служили Фелпсу? Служили министерству?
– Не тогда, когда вы подверглись нападению, о чем мой наниматель искренне сожалеет. Но в остальное время. Я находился за границей.
– Макленбург?
– Вена. Когда через какое-то время я вернулся…
– Фелпс исчез.
– А что не исчезло? Вся ваша страна покатилась к черту. Такое происходило повсюду.
– Потому что стряхнули кучку паразитов? Могло быть хуже.
Каншер взял в рот свой ус и прикусил его.
– Паразиты, да. Ненавижу угнетателей, кардинал Чань, – в этом я с вами. Но бойтесь угнетенных, особенно если они увидели проблеск свободы. Их сила, как бы сказать, необученная.
Каншер достал из деревянного сундучка небольшой, покрытый трещинами чайник в форме яблока.
– Я думал приготовить чай для юной леди, – сказал он хмуро.
– Кажется, сейчас нет времени.
Низко наклонив голову, будто искал путь по запаху, Каншер вывел спутников на изрезанную колеями проселочную дорогу, по которой они пришли на железнодорожную станцию в Дюконке.
Пока все ждали поезда, мисс Темпл стояла в стороне под станционной крышей и, хмурясь, разглядывала выцветшее расписание. Это была все та же несносная девица, заставившая Чаня и Свенсона дать ей клятву на крыше отеля «Бонифаций». Кардинал почувствовал, что его раздражает то, что она стоит в стороне. Хотела ли она, чтобы он сам подошел к ней узнать о ее здоровье?
Свенсон говорил, что нужно обыскать поезд и проверить, нет ли в нем агентов из Рааксфала, Чань буркнул, что согласен. В присутствии Фелпса он вряд ли мог говорить об этом открыто, но Свенсон явно изменился. После понесенной им утраты – гибели Элоизы, в его сдержанных манерах появился какой-то надлом, что-то стариковское. Как бы невзначай, поскольку был смущен тем, что не поинтересовался этим раньше, Чань спросил, какой сегодня день. Фелпс сообщил, что двадцать восьмое.
