В сутолоке повседневных фронтовых дел быстро летело время. Увлеченный работой по созданию прочной обороны дивизии, комдив, сам того не замечая, выключался из личной жизни. Сегодня рано утром, возвратившись с передовой, он достал из полевой сумки карту, из которой выпала фотография дочери. «Где она сейчас? - и сердце его наполнилось тревожной болью. Перед ним всплыло в памяти лицо дочери: насупленные брови, строгие глаза. Все это делало ее похожей на него. А темная родинка на щеке, как у матери, что всегда ему напоминала о жене. «Может, Наташи уже нет в живых? Нет, не такая она у меня, чтобы погибнуть зря…»
Канашов отогнал от себя расслабляющие мысли, разложил на столе карту и принялся наносить на нее новые данные разведки, полученные им на передовой. Он и своего адъютанта Ракитянского посадил за эту же работу. Комдив всегда имел две одинаковые карты. Одна из них его личная, рабочая, другая велась и уточнялась постоянно в штабе. Ею он пользовался, когда докладывал своим начальникам. Командующий очень ценил его за аккуратность, точность данных обстановки в полосе его дивизии и высокую штабную культуру. Он нередко ставил Канашова в пример не только командирам, но и штабным работникам…
Увидев, что Ракитянский часто и подолгу курил, отвлекаясь от дела, и все поглядывал в окно, комдив упрекнул его.
- Ты чего раздымился, как паровоз? И в окно выглядываешь… В гости кого ждешь?
- Нет, товарищ полковник, - вздохнул тяжело Ракитянский.- Просто так.
- Ну, тогда шевелись быстрее. К обеду все надо закончить.
Ракитянский договорился сегодня встретиться с Валей - медицинской сестрой, а комдив засадил его за работу. «Ну разве ему об этом скажешь?» - подумал адъютант. С час они работали, не проронив ни слова, и только шуршали карандаши по бумаге. Канашов поглядел в окно - Аленцова. Она шла, как всегда гордо подняв голову. Он прислонился лбом к стеклу и так глядел, не отрываясь, пока она не скрылась. Ракитянский, конечно, догадался: кто-кто, а он-то знал об их отношениях. «Но ведь так можно распуститься и дойти черт знает до чего», - упрекнул себя Канашов. Ракитянский не вытерпел:
- Товарищ полковник, разрешите в штаб на минутку? Письмоносец пришел…
Канашов ничего не ответил, а только кивнул головой в знак согласия.
Почему- то, вспоминая о дочери, он невольно думал всегда и об Аленцовой, а видя ее, возвращался мыслями к Наташе. Вот и сейчас прошла Аленцова, а сердце заболело о Наташе. «Надо еще и еще посылать запросы, искать и искать, не дожидаясь ответа из одного места, писать повсюду, где предположительно знают о дальнейшей ее судьбе… Если бы знала Нина, как тяжело бывает мне! О дочери несколько месяцев ничего не знаю, а она сторонится меня…»
