Это продолжалось по часу и больше. Три раза на день в любую погоду нас выгоняли из бараков на построения.
Цель таких построений - не просто проверить, все ли на месте, не убежал ли кто из лагеря. Эти построения были частью немецкой системы воздействия на пленных, рассчитанной на то, чтобы медленно изматывать силы людей. После построений мы подолгу отлеживались на своих нарах.
Днем в бараках было шумно. Люди располагались группами. Каждый теснился к своему товарищу, знакомому, земляку. Велись нескончаемые разговоры о том, дождемся ли победы, примет ли нас Родина. Каждый связывал свои представления со словом «Родина». Для одного - это таежные тропы Сибири, для другого - чистые воды Байкала, для третьего - знойные степи Казахстана, для четвертого - тихая лесная деревушка, для пятого - снежные цепи гор, для меня - это Волга, шумный город на высоком холме. Но каждый из нас слово «Родина» произносил с тоскою и трепетом.
Бывало так: лежишь на нарах и слушаешь, о чем говорят соседи. Один рассказывает о своем доме под высоким тополем, о сероглазой жене, о сынишке, которого оставил несмышленым ползунком. Другой вспоминает школьные годы, комсомольские собрания, подружку с золотистой косой. Грубоватые на вид парни думали здесь о своих женах, о любимых девушках с нежностью, с тоской, наделяя их самыми высокими достоинствами. Иногда и я вспоминал Марусю, ту ночь, когда провожал ее по узкой горной тропинке, бурливый рокот реки и яркие звезды на чистом небе. Все это было теперь таким недоступным, нереальным. Себе я уже не находил места подле нее. Мне казалось, что я постарел на много лет, что у меня огромная невосполнимая пустота в душе, что теперь я не смог бы [59] сказать женщине ласковое слово или погладить ее волосы. Все это представлялось мне совершенно ничтожным по сравнению с единственным желанием, оставшимся во мне, - желанием вернуться на Родину и вместе со своей армией рядовым солдатом сражаться против фашистов.
В полдень после поверки нас строем подводили к кухонному окошку, где каждый получал пайку хлеба и литр баланды. Приходилось долго стоять, дожидаясь, когда подойдет очередь.
В первые дни, когда нас привезли в лагерь, кухня была неисправна и ее ремонтировали. Нас кормили квашеной капустой, разведенной сырой водой и чуть подогретой. От этой пищи половина лагеря свалилась от дизентерии. Лагерная санчасть, под которую отвели половину барака, была переполнена. Погасить болезнь в условиях такой скученности, при отсутствии лекарств и хорошей пищи было невозможно.
