— Оставалось, — горько усмехнулся Обухович, подчеркнуто делая ударение на последнем «о», — в замке оставался порох, взятый еще у Шейна, но покойный гетман взял из этих запасов львиную долю и не отдал, а большую часть оставшегося пустили на фейерверки и салюты в дни торжеств. Сейчас у нас из этих запасов осталось на человека не более шестидесяти семи барил и те шестнадцать барил, которые я велел привезти из Дорогобужа.
— Жаль, — Кмитич покачал головой, — было бы пороху много, можно было бы попробовать запустить снаряды Семеновича. На них очень много пороха надо. Ну, а так, как оно есть, лучше не рисковать. Все равно, дзякуй Шейну, — Кмитич смешно изобразил низкий, с опущенной рукой поклон московитов, — да ниспошлет Аллах ему здоровье!
— Здоровье! — усмехнулся в усы Обухович. — На том свете ваш Шейн! Московиты ему, того, голову отрубили.
— За что? За порох?! — уже неподдельно расстроился Кмитич.
— Не за порох, а за то, что Смоленск не смог захватить.
— Во народ! Чуть что — сразу на плаху! То есть голова Шейна зараз без шеи. Жаль.
Кмитич взялся за подготовку городской артиллерии. Ему выделили отряд в двадцать пять человек, которые под чутким руководством хорунжего принялись за восстановление порченых лафетов. Но Кмитич не просто восстанавливал пушки, но и мастерил новые. Он и здесь проявил свою выдумку и мастерство, соорудив пару картечниц из двенадцати стволов в три ряда. Первым залп давал верхний ряд, затем по очереди второй и третий. Под убийственным огнем такой картечницы невозможно было выстоять.
— Брависсимо, пан канонир! — похвалил Кмитича обычно всем недовольный и хмурый Обухович. Воевода, кажется, первый раз был по-настоящему хоть чему-то рад.
Однако оршанский князь не ограничился этими изобретениями: он на бумаге изобразил чертежи еще одной легкой пушки-тюфяка на вращающемся колесе, правда, соорудить такую не хватило времени.
Кмитичу активно помогал Якуб Боноллиус, с появлением которого и началась более-менее организованная подготовка стен к обороне. На бастионах и на крепостной стене этот архитектор неизменно появлялся в модном манто — плаще в форме полного круга с разрезом спереди и в шляпе с высокой цилиндрической тульей. От Боноллиуса Кмитич узнал много полезного по архитектуре и моде, и в частности, что в Вильне сейчас у дворян в ходу мужская обувь белого либо черного цвета на высоких, достигавших вершка красных каблуках и толстых пробковых подошвах, обтянутых красной кожей.
