— А рисовал ее Вилли Дрозд, — запоздало ответил Михал.
— Кто?
— Ну, ты его не знаешь!
— Вилли? Немец, что ли?
— Не, он наш, местный…
— И так рисует?! — удивленно поднял темные брови Кмитич.
— Представь! Мать его голландка, потому и назвали Вильямом, тем более, что он там, в Голландии, и родился. А отец — так, тутэйший, из-под Несвижа — Дрозд. Учился в Голландии и там женился. Сейчас в суде работает в Городзее. А его сын рисует, как Бог! Он учится у самого Харменса ван Рейна Рембрандта! — и Михал поднял вверх указательный палец, словно упомянул имя Господа.
— Это, наверное, очень авторитетный человек, если ты делаешь такие страшные глаза, — чуть усмехнулся Кмитич, хотя фамилия показалось ему знакомой. Рембрандт… Да, так и было! Когда он учился на артиллеристских курсах знаменитого литвинского инженера артиллерии Казимира Семеновича в Амстердаме, то не раз слышал имя этой местной знаменитости.
— Стыдно, пан Кмитич, — сморщил нос Михал, — это лучший живописец в мире на данный момент, между прочим!
Для Михала живопись, особенно фламандская, была главным в жизни увлечением наравне с увлечением юной Аннусей. Он даже в глубине души мечтал сам стать художником под стать Рембрандту. Михал пробовал что-то рисовать красками, но быстро сообразил, что либо Бог не дал ему таланта, либо надо больше учиться не фехтованию и стрельбе из пистолета, а живописи. Но на то не хватало времени.
И вдруг Михал просиял, словно вспомнил что-то необыкновенное.
— Постой, так ты его должен помнить! — толкнул он в плечо Кмитича.
— Рембрандта?!
— Да нет, Дрозда! Он же в позапрошлом году твой портрет рисовал!
— Ах, точно! — улыбнулся смущенно Кмитич. Да, как бы он ни избегал художников-портретистов, один раз в Несвиже, находясь в гостях у Михала и его отца, Самуэль это все же сделал. Но позировал не ради собственного портрета перед мольбертом самовлюбленного мазилы в огромном берете, а перед простым городским восемнадцати- или семнадцатилетним хлопчиком, другом Михала и по его просьбе. И позировал просто, для экспозиции. Тем более что тот начинающий художник с кусками засохшей краски под ногтями, несколько непричесанными длинными русыми волосами и простым скромным лицом, худенький и неброско одетый, понравился молодому оршанскому князю. Как было отказать?! Вилли сделал набросок углем на большом листе, когда Кмитич ехал на коне на охоту с колчаном стрел и луком.
— Назову картину «Всадник» или «Литвинский всадник», — кажется, так сказал Вилли.
