- Большевиков не бойтесь, - говорил Блюдов. - Можа, господь и помиловат. Они собираются на нас, господь опрокинется на них.
Дьякон пошел поперек:
- Нет, Федор Михалыч, по-моему, не стоит закрывать глаза на опасность. Положение очень серьезное, и нам нужно принять меры.
- Какие меры?
- Вообще обдумать надо.
- Ну, например?
Дьякон поморщился: "Высунулся с языком".
Еще за минуту до этого казалось ему, что действительно нужно принимать какие-то меры, а теперь хоть убей - ничего не мог придумать. Мельком взглянул на псаломщика:
- Вы чему радуетесь?
- Мерещится вам?
- Я знаю, чему вы улыбаетесь. Это нечестно! Если у вас одни убежденья, а у меня другие убежденья, то с этим можно поспорить, кто прав.
- Да вы что? - рассмеялся псаломщик. - Или муха укусила? Нас с вами не тронут.
- А кого же тронут? - спросил Никанор.
- Кого-нибудь потолще.
- Вы куда намекаете?
Часто мигающие глаза у Никанора налились подозреньем. Припомнил он, как псаломщик придирался за последнее время, как поругался за обедней в алтаре, - ясно. Этот человек, молча сидевший на сундуке, не выговорил ни одного слова участия за весь вечер, ни разу не возмутился поведением большевиков. Ясно!
Поймал Никанор на лице у псаломщика несколько лукавых морщинок, разгорячился.
- Если вы хотите посмеяться над моим несчастьем, то вам непростительно. Кто ругал большевиков месяц тому назад? Не вы собирались записаться в партию социалистов-революционеров? Смотрите! Я все ваши выходки знаю...
Блюдов взял Никанора за руку.
- Батюшка, одно слово тащит другое слово. Бросьте об этом - не стоит. Лягте лучше, а мы по домам пойдем.
- Обидно, Федор Михалыч. Человек добра не помнит.
- От вашего добра я на двадцать лет состарился, - сказал псаломщик.
Быстро вошла попадья, потревоженная криком. Блюдов возмутительно говорил:
- Добро всегда останется добром. Не расстраивайтесь, батюшка. Рожь сеют осенью, весной она колосится. А вам, Иван Матвеич, стыдно, я прямо скажу - не люблю держать за зубами. Старый вы человек, на клиросе поете, а характером хуже маленького. Нарочно дергаете, вместо того чтобы успокоить расстроенного человека.
С улицы стукнул Сергей по наличнику. Дьякона даже передернуло от испуга:
- Кто это?
Все на минуту сгрудились около дверей. Блюдов вдруг заторопился домой, слегка вытанцовывая задрожавшими ногами, Никанор внутренне похолодел:
- Кому быть в такую пору?
