Поздно вечером, когда стали расходиться по домам, Кондратий, заглядывая в лицо Кочету, неожиданно проговорил:
- Василий, ты знаешь, о чем я думаю?
- Где же я знаю! Не свят дух.
- Не осилим мы их, чертей.
- Кого?
- А вот этих самых буржуев. Корень здоровый у них.
- Вытащим вместе с корнем.
- Нет, сам-деле. Я часто думаю, бывает даже немило ничего. Домой приду - тошно. Глазами так бы и сделал, как вы рассказывали, а подумашь-подумашь - кавыка выходит. Теперь ежели дедушку Лизунова взять - да разве его сковырнешь? Или Лизаровых с Перекатовым. Дубы! На карачках десять лет проползают. Как кошки они, истинный господь. Ударь кошку головой об угол - ноги вытянет. Ну, думаешь, мертвая, а она, окаянная, опять мяукает.
Синьков налетел на Кондратия:
- Каркаешь? Слюни разводишь?
- Я к примеру говорю.
- Никакого примера не надо, без примера примерим. А ежели боишься - дома сиди. Кто тебя звал?
- Ты вот что, Кондраха, - сказал Кочет. - Надоела тебе чертова жизнь, так и скажи. Пошли ее туда, где маленький был, и примыкай к нашей партии. Увидишь, какая история получится. Захотим гору повернуть - повернем, потому что - сила.
Сергей, Никаноров племянник, привел еще двоих: Ваню, коровьего пастуха, и Козью Бородку, нервно мигающего попорченными глазами. Громко сказал:
- Товарищи, хуже всего, когда мы не верим в свои силы. Надо верить - это раз. Надо бороться - это два. Сколько вас, обойденных?
- Ну да, много.
- Миллионы! Стоит нам дохнуть единым духом - богачи превратятся в пепел.
Уходя по улице, Кондратий добродушно посмеивался:
- Я, как самовар: подложи угольков побольше - шумлю, пар пускаю, прогорят угли - опять холодный. Характер, что ли, эдакий! Иной человек зарубит свою зарубку - не сдвинешь его, а я во все стороны хожу.
- Темный ты! Слепой.
- Ну да, слепой. Можа, мне калачи суют в рот, а я, дурак, выплевываю. Бестолковщина-матушка!
Прощаясь с Кочетом, Кондратий неловко поскреб за затылком:
- Василий, хочу спросить тебя.
- Ну?
- Вы вот нашего сословья: и ты и Трофим с Синьковым. Стараетесь для нашего брата, руку нашу держите, потому что наши вы. А вот ежели учительша - ее как раскусить? Суется везде и суется. По-моему, она подкуплена.
- Посмотрим. Увидим - башку отвернем.
Пройдя несколько шагов, Кондратий опять остановился:
- Василий!
- Чего еще?
- Дело-то больно сурьезное, думается мне.
- Ляпай скорее.
- А этот вот попов-то, зачем прицепился к нам?
