Ужинали на террасе, обращенной на Волгу. За соседним столом сидели московские артисты после только что оконченного ими концерта в городском театре.
Есенин узнал некоторых артистов и, затуманивший голову изрядной порцией пива, начал задирать их:
— Ар — ти — и — с — ты!.. То — же ар — ти — ис — ты!.. Какие вы артисты!?
Орешин останавливал охмелевшего поэта:
— Оставь, Сергей: попадешь в милицию…
Есенин не унимался.
Я всегда избегал встреч с Есениным, когда замечал его сильно выпившим. Я любил его видеть другим, таким, каким он выглядел из своей «Голубени» и вообще из докабацких стихов. Поэтому я поднялся с места и стал прощаться, и в первую очередь с ним. Он удивленно посмотрел на меня и, как бы что-то сообразив, спросил:
— Что, разве уже конец?
— Конец не конец, а лучше бы положить конец этому ужину…
— В таком разе — конец… — заявил он. — Пойдемте, ребята… только… где мы сегодня ночуем?
Ночевать всех приехавших пригласил к себе председатель Никитинского литературного общества М. С. Дудоров, но я на улице отстал от них, не желая стеснять председателя и уже имея приглашение от других.
Утром мы встретились на вокзале.
Есенин стоял у буфетной стойки со стопкою пива в руке и, увидев меня, позвал:
— Пойдемте, продернем по стопочке… Мы вчера, после вас, еще хватили здорово!..
— Нужно обзавестись билетом, — отвечал я. — Поезд скоро пойдет…
— Там Орешин покупает…
— Он не знает, что я здесь, и берет билеты, наверно, только на троих. Так я уж пойду к кассе.
— Ну, идите.
Мы вошли в вагон. Поезд тронулся. Есенин стал придираться к Клычкову, подтрунивая над вычурным языком его сказки, прочтенной на вчерашнем вечере. Я и Орешин начали отвлекать его от этой темы. Он замолк, потом прилег на скамейку и мгновенно уснул. Через полчаса всхрапнули и Орешин с Клычковым.
Около Клина Есенин проснулся, совершенно отрезвевший, оглянулся на спящих товарищей, улыбнулся и стал закуривать. Закурил и неожиданно спросил:
— Вы никогда не бываете хмельным?
— Бываю, — ответил я, усмехнувшись.
— Что же вы как-то сторонились вчера? Я ведь хоть пьян был, но заметил… — признался он.
— Мне нравится видеть вас другим, — сказал я. — Поэтому и в Москве я не раз, видя вас охмелевшим, уходил…
— Правда?
— Правда.
— Ну, а сегодня… Я ведь отрезвел теперь… Сегодня, как сойдем с поезда, зайдемте в пивную и выпьем немного… всего по две бутылки пива…
— Хорошо.
Мы помолчали. Потом я спросил:
— Вот вы были за границей и ни разу не отобразили ваших впечатлений от этой поездки. Что бы это значило?
