Частію, чтобы отогнать грусть и мечты, къ которымъ она чувствовала, что не къ добру была такъ расположена, частію чтобы запастись на недѣлю какими-нибудь идеями, кромѣ той что ей внушалъ видъ постоянно одной и той же комнаты, она приносила библію и садилась съ нею на подоконникъ, противъ открытаго горизонта передъ домомъ, по ту сторону улицы. Оттуда она могла видѣть все неправильное величіе этой части города. Передъ нею возставала въ полумракѣ бѣловатою массою сѣрая башня церкви; на освѣщонной сторонѣ улицы виднѣлись нарядныя фигуры, бродившія въ праздничномъ бездѣльи. Руфь придумывала кто бы они могли быть и старалась представить себѣ ихъ образъ жизни и занятія.
Потомъ съ колокольни раздавался протяжный звонъ колокола, музыкально разнося первый призывъ къ вечернѣ.
Послѣ вечерни Руфь обыкновенно возвращалась за тоже мѣсто у окна и оставалась тамъ до конца зимнихъ сумерекъ, пока звѣзды не зажгутся надъ черными массами домовъ. Тогда она сходила съ окна и спрашивала свѣчу, ея единственнаго товарища въ пустынной мастерской. Случалось, что служанка приносила ей немного чая, но впослѣдствіи Руфь стала отъ него отказываться, узнавъ, что она лишаетъ добрую женщину той малой доли, которую оставляла, ей мистриссъ Мезонъ. Такимъ образомъ Руфь сидѣла голодная и озябшая, силясь читать библію или припоминая набожныя мысли занимавшія когда-то дѣтскій умъ ея на колѣнахъ у матери. Между тѣмъ ученицы возвращались одна за другою, усталыя отъ удовольствій дня и отъ труда прошлой недѣли; слишкомъ усталыя чтобы дѣлать Руфь участницею своихъ удовольствій, передавая ей подробности истекшаго дня.
Наконецъ возвращалась и сама мистриссъ Мезонъ и снова собравъ «свою молодежь» къ себѣ въ комнату, читала молитву прежде нежели распуститъ дѣвушекъ спать. Возвращаясь, она уже всѣхъ ихъ находила дома, но никогда не распрашивала какъ онѣ провели день; можетъ она боялась узнать, что инымъ некуда было ходить и потому не мѣшало бы иногда по воскресеньямъ готовить обѣдъ и отапливать комнаты.
Таковъ былъ заведенный порядокъ по воскресеньямъ впродолженіи пяти мѣсяцевъ съ тѣхъ поръ какъ Руфь находилась въ ученьи у мистриссъ Мезонъ. Правда, что пока жила у нея старшая мастерица, она всегда была готова потѣшить Руфь расказами объ удовольствіяхъ, въ которыхъ та не участвовала; какъ бы ни уставала Дженни къ вечерку, Руфь всегда находила въ ней соболѣзнованіе къ скукѣ, перенесенной ею впродолженіи дня. Послѣ отъѣзда Дженни однообразная скука по воскресеньямъ стала казаться Руфи тяжелѣе непрестаннаго будничнаго труда, до той поры пока въ умъ ея не закралась надежда встрѣчать послѣ вечерни мистера Беллингема и слышать отъ него нѣсколько дружескихъ словъ, выражавшихъ участіе къ тому что она думала и дѣлала впродолженіи недѣли.
