Но, такъ или инако, отвѣта отъ него ждутъ, — и надо дать его!..
Что-же онъ напишетъ?
Онъ снова сѣлъ за свой письменный столъ, передъ портретомъ племянницы, и, опершись головой объ руку, снова задумался крѣпкою и не веселою думою.
Общество послѣ обѣда перешло пить кофе на балконъ, обращенный въ садъ. Въ Шипмоунткаслѣ лэди Динморъ всегда готовила кофе сама послѣ обѣда, и готовила по арабски — съ гущею, какъ научилъ ее это дѣлать мужъ, долго странствовавшій по востоку. По этому и у княгини Аглаи Константиновны кофе не подавался готовый, а готовился при всѣхъ и разливался въ великолѣпныя севрскія чашки съ гербомъ Шастуновыхъ на неизбѣжномъ голубомъ фонѣ, но только безъ гущи, въ уваженіе все тѣхъ-же «estomacs russes,» не разумѣющихъ такихъ гастрономическихъ квинтэссенцій; готовить-же его, вслѣдствіе прирожденной лѣни и неуклюжести своей, княгиня предоставляла «а cette bonne Надежда Ѳедоровна,» которая и вообще завѣдывала всѣмъ маленькимъ хозяйствомъ дома.
Надежда Ѳедоровна принялась за свое дѣло съ особеннымъ оживленіемъ. Розы цвѣли у нея на душѣ: подлѣ нея за обѣдомъ сидѣлъ Ашанинъ, и, послѣ нѣсколькихъ успокоительныхъ увѣреній пролившихъ сладостный елей въ ея взволнованную грудь, все время затѣмъ, къ довершенію ея благополучія, нещадно глумился надъ бойкой барышней и сидѣвшими по бокамъ ея обожателями, сравнивалъ ее съ московскимъ гербомъ «на грудяхъ двуглаваго орла,» съ господиномъ сидящемъ на двухъ стульяхъ, и тому подобнымъ вздоромъ. Смѣялся онъ такъ искренно и просто, что задней мысли бѣдная влюбленная въ него дѣва — а «кто любитъ, хочетъ вѣрить,» сказано давно, — предположить въ немъ была не въ состояніи, и простодушно разсудила что она, дѣйствительно, должно быть, ошибалась, и что такая «пустая дѣвчонка какъ эта исправникова дочь» не можетъ серьезно нравиться такому умному человѣку какъ ея Владиміръ. А между тѣмъ ея Владиміръ руководился при этомъ двумя побужденіями: прежде всего, въ виду дальнѣйшихъ соображеній, надо было ему отдалить подозрѣнія и усыпить ея ревность; во вторыхъ, онъ дѣйствительно злобствовалъ на барышню за то что она такъ возбудительно глядѣла въ глаза своимъ сосѣдямъ, такъ весело сверкала своими блестящими зубами, такъ откровенно шевелила свои пышныя плечи… А злобствовалъ онъ потому, что никогда еще такъ, какъ въ эту минуту ни нравилась она ему, — а нравилась она ему такъ вслѣдствіе того, что у самого его были въ эту минуту крылья связаны, и занималась она другими, а не имъ. Соперники и препятствія, — это давало ей двойную цѣну въ его глазахъ.
