— А мы съ Фитюлькинымъ прю заведемъ! сказалъ смѣясь Ашанинъ, почитывавшій иногда издававшійся въ тѣ годы покойнымъ Погодинымъ Москвитянинъ.
Софья Ивановна не весело закачала головой:
— Бѣдный мой Сережа!.. Вы говорите, онъ и не догадался?… Чистъ — и простъ! коротко засмѣялась она, — какъ голубь!.. И совѣтъ о путешествіи принялъ съ благодарностью? Что же, это хорошо, очень хорошо! Только скорѣе бы, скорѣе его отправить!.. Знаете, мой милый, я чѣмъ болѣе думаю… я даже очень рада, что князь Ларіонъ прочелъ ему эту, какъ вы говорите, «нотацію.» И вы очень хорошо сдѣлали, что ему объяснили… Только ужъ теперь ни слова болѣе! На него насѣдать не надо! Онъ гордъ и самолюбивъ до крайности… вы ужъ оставьте его совсѣмъ съ этимъ, пусть онъ самъ… И я, сегодня же, сейчасъ послѣ обѣда, уѣзжаю къ себѣ въ Сашино, — мнѣ къ тому же эта Аглая не посиламъ… Это важничанье, глупость!.. Предоставимъ его себѣ, его собственному разсудку, вотъ какъ Mentor когда онъ оставилъ Телемака на островѣ Калипсо, улыбнулась милая женщина;- я такъ думаю, что съ нимъ произойдетъ… какъ это говорится? une réaction. Ахъ, еслибъ этотъ не вашъ дурацкій спектакль, я бы его, кажется завтра же въ дорогу снарядила!..
— Однако мнѣ пора, Софья Ивановна, сказалъ, подымаясь, Ашанинъ, — одѣваться; да и вамъ также… Здѣсь, вы знаете, къ обѣду какъ на балъ!..
— У меня моя robe feuille-morte, неизмѣнно, живо возразила она, — другаго для beaux yeux Аглаи не надѣну!..
Она встала проводить его…
— Сережа влюбленъ! начала она опять, останавливаясь у дверей;- признаюсь вамъ, я до сихъ поръ помириться съ этой мыслью не могу. Съ каждымъ молодымъ человѣкомъ это бываетъ, но при его характерѣ… это можетъ быть опасно… очень опасно!.. Мнѣ даже представляется теперь, что, кажется, лучше было бы еслибы онъ…
— На меня походилъ? договорилъ со смѣхомъ Ашанинъ;- признайтесь, генеральша, что вы именно объ этомъ подумали въ эту минуту?
— Ну, нѣтъ, полушутливо, полусурьезно отвѣчала она, — отъ этого Боже сохрани каждаго! Очень ужъ вы безнравственны, мой милый! Только Богъ васъ знаетъ, какъ это вы дѣлаете, что на васъ сердиться нельзя… Сердце-то у васъ золотое, вотъ что! И я вамъ отъ сердца благодарна за вашу дружбу къ Сережѣ…
— Нѣтъ, генеральша, комически вздохнулъ неисправимый шалунъ, — я больше за добродѣтель мою погибаю! И тяжкія наказанія за это несу, очень тяжкія!..
Софья Ивановна взглянула на него:
— Господи, да ужъ не напѣли ли вы чего гувернанткѣ здѣшней? внезапно пришла ей эта мысль.
