Онъ говорилъ спѣшно, отрывисто, нѣсколько желчно и только изрѣдка взглядывая на своего собесѣдника:
— Стихи Алексѣя Степановича [14] прелестны, и самъ онъ замѣчательно умный человѣкъ, съ которымъ я имѣлъ случай довольно часто бесѣдовать нынѣшнею зимой… Но вѣдь все это — одна поэзія, къ несчастію!.. Славянское единство! Кто его хочетъ въ дѣйствительности?… Какъ у насъ на это глядятъ сверьху, лучшимъ отвѣтомъ можетъ вамъ послужить резолюція на вашемъ прошеніи… А они тамъ, я полагаю, «на яркій свѣтъ» нашей «свободы» [15], не согласятся промѣнять свои, даже австрійскіе, порядки! снова точно проглотилъ князь — и нахмурясь отвернулся къ окну, какъ бы недовольный собою…
— Я не могу съ вами согласиться, началъ было возражать Гундуровъ, — славянское единство, это все будущее наше!..
— Виноватъ-съ, прервалъ его князь, — объ этомъ мы когда нибудь съ вами въ другой разъ… Я совершенно напрасно уклонился въ сторону… Мы говорили о васъ, о томъ, что васъ ожидаетъ. Я хотѣлъ только сказать, что для васъ, какъ для русскаго, отпадаетъ самая интересная, живая сторона вашей «спеціальности.» Остаются вамъ, слѣдовательно, — не совсѣмъ естественно засмѣялся князь Ларіонъ, — Любушинъ Судъ и историческіе памятники Святаго Вячеслава… Воля ваша, этимъ нельзя наполнить жизнь въ ваши лѣта! Что же-съ затѣмъ, въ теперешнемъ положеніи вашемъ, дастъ вамъ Москва? Что вы будете дѣлать? Изнывать въ безполезныхъ сѣтованіяхъ въ тѣсномъ кружкѣ друзей, слушать каждый вечеръ все ту же болтовню московскихъ умницъ, играть въ дѣтской въ Англійскомъ клубѣ?… Не думаете же вы, я полагаю, съ новымъ смѣхомъ примолвилъ онъ — обзавестись своимъ домкомъ отъ скуки, жениться, какъ женятся въ Москвѣ, въ 23 года отъ роду, не создавъ себѣ положенія, ничего еще не сдѣлавъ ни для общества, ни для себя самаго?…
И старый дипломатъ временъ Вѣнскаго конгресса — словно только и ждалъ онъ этой минуты — остановилъ теперь на молодомъ человѣкѣ долгій, пристальный взглядъ.
— Вотъ онъ, «длинной рѣчи краткій смыслъ!» проговорилъ внутренно Ашанинъ, и, въ свою очередь, съ безпокойствомъ воззрился въ лице пріятелю.
Но ни онъ, ни князь не прочли на немъ того чего ожидали. Гундуровъ не понялъ;- пойми онъ, его молодое самолюбіе разразилось бы, вѣроятно, какимъ нибудь горячимъ, неосторожнымъ отвѣтомъ… Но развѣ онъ думалъ о «женитьбѣ,» развѣ у него были какіе нибудь планы, какая нибудь опредѣленная мысль? «Ловкій подходъ» князя, какъ говорилъ себѣ въ эту минуту Ашанинъ, прошелъ мимо, даже незамѣченный нашимъ героемъ. Въ прослушанныхъ имъ рѣчахъ для Гундурова звучало лишь отраженіе мнѣній и доводовъ его тетки, съ которою, надо быть, объяснялъ онъ себѣ, князь говорилъ о немъ пока они съ Ашанинымъ курили въ саду… Ни какихъ личныхъ намѣреній онъ со стороны князя не предполагалъ, — да и что онъ могъ предполагать? Князь говорилъ дѣло, — кромѣ развѣ о «славянскомъ вопросѣ,» который онъ «разумѣлъ по Меттерниховски,» на что у Гундурова и были готовы возраженія «на будущій разъ.» А затѣмъ то какъ предлагалъ князь «разставить шашки,» чтобы устроить на будущій годъ его поѣздку за границу даже очень понравилось Гундурову… Только «не теперь, не теперь, и поскорѣе кончить съ этимъ разговоромъ!» внутренно восклицалъ онъ…
