Обносков пожал плечами.
— Толковать о делах всегда время, — заметил он тихо. — И вы совершенно напрасно даете обещание не посещать нас. Вы еще не знаете, что такое нужда и труд, и пренебрегать моим предложением не следует. Я не желаю, чтобы дети моего дяди выросли неучами.
— Не заботьтесь о них, не заботьтесь обо мне и оставьте нас в покое, — твердо произнесла Высоцкая. — Я не прошу ни ваших черствых наставлений, ни вашего холодного покровительства.
— Согласитесь сами, что у меня нет никакой причины нежничать, — усмехнулся Обносков, сощурив насмешливо глаза.
— О, я у вас даже и этого не прошу! — с презрением вымолвила Высоцкая; на Обноскова она смотрела совершенно не так, как на его теток. Он не казался ей жалким, а был просто гадок.
— Но мне будет очень жаль, если вы станете пренебрегать воспитанием детей моего дяди, — повторил Обносков, снова делая ударение на словах, как будто желая внушить Высоцкой, что он хлопочет не о ее детях, но именно о детях своего дяди. — Конечно, я тут посторонний человек. Я не имею никаких прав заботиться о них насильно, против вашего желания. Но, повинуясь последней воле дяди, я сделал это предложение; вы его не принимаете, тут не моя вина. Но помните, что я буду готов помогать вам, если вы попросите помощи. А перед тем, что будет, я умываю руки.
— С этого вы могли начать, — проговорила молодая женщина и, поклонившись нежным родственникам покойника, вышла под руку с сыном.
— Какова? Какова? Она же еще и нос поднимает! — разразились громом восклицаний родственницы. — Ты ангел, Леня, ангел! — восхищались они племянником.
— У-у! У меня так вот и кипело, так вот и кипело в груди, — говорила Ольга Александровна. — Так вот и хотелось ее отделать! Ты ей благодетельствовать хочешь, а она голову вздергивает! Терпелив ты, голубчик, право, терпелив!
— Что же, тетушка, горячиться из-за пустяков? — промолвил племянник. — Право, все эти сцены не нужны. Я поступаю законно, и мне совершенно все равно, как смотрит она на это дело. Она, вероятно, думала, что ей достанется все имение дяди, но ведь я не виноват, что она не имеет на это права.
— Уж ты умник у нас! — воскликнула Вера Александровна.
— Пожалуйста, не делайте никаких сцен, если она будет являться в эти дни на панихиды, — заметил Обносков. — Это ни к чему не поведет. Только лишние волнения выходят.
— Миротворец, миротворец! — пришли в умиление тетки. — Вот к кому послала бы она сына учиться кротости. Руки бы твои целовать заставила, чтобы ты его от гордости-то вылечил, на добрый путь наставил бы. А то, гляди, как голову поднимает полячишка. Земли под собой не чает! Ведь ты, Леня, не все видел, что мы от этого негодяя полячонка натерпелись. Ведь он барина из себя такого ломал, что проходу нам не было… Слава богу, что он не нашу фамилию носит, нашего имени не позорит… Уж дойти ему до беды… Повесят его, как пить дадут! Да!.. Видно, мало их перевешали… Братца только не хотелось огорчать, так всё терпели, всё терпели… Вот теперь без всего остались, на одного тебя, голубчика нашего, вся надежда, — зарыдали тетки.
